В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4

– Танюшка… Танюшка, Боже мой… я так соскучился…

Я обняла его, поднявшись.

– Марик… милый…

На ощупь он ещё похудел, выступили лопатки, плечи стали костистыми, я отодвинулась, чтобы посмотреть в его лицо, да, ещё похудел, совсем осунулся. Кожа на лице кажется такой тонкой, горячей.

– Ты не заболел? Ты такой горячий, – я прижалась щекой к его лицу.

– Да нет… Ты… тебе можно сидеть-то? – испуганно глядя на мои активные телодвижения, сказал Марк.

– Да можно, я уже прекрасно хожу, ты что! – рассмеялась я.

– Что, правда? – он приложил ладонь к моей щеке.

– А ты думал, сломалась твоя кукла? Или надеялся, выкинуть, наконец, можно эту противную дуру?

Марк засмеялся с облегчением, снова обнимая меня, и поцеловал в губы долго и тепло, но отодвинулся, чтобы ещё раз посмотреть в лицо и поцеловать ещё сто раз всё лицо, смеясь, и я смеялась.

– Это… так страшно столько дней не видеть тебя, не понимать, что происходит, эти… рожи суровые, слова не лучше… к тебе не пускают, реанимация… Думал, чокнусь… Дни-ночи, ночи-дни… ох, я всё о себе… Как ты чувствуешь себя?

– Да прекрасно! – засмеялась я. – По-моему, мне какой-то транк подкололи, ничего не болит и весело. А может, потому, что ты пришёл, мой милый…

– Я напросился остаться на ночь, – сказал Марк. – Вон на этой койке, мне разрешили.

Я обрадовалась, да, я пока не могу пойти домой, но мой дом пришёл ко мне, Господи, как долго я этого не понимала, я всё ждала, я строила его где-то вне, буквально вне себя самой. Вернее, не строила вовсе, я просто бежала, не видя, не разбирая дороги, не думая о цели. Что должно было так гнать меня? И что случилось, что я остановилась? Что? Володина смерть? Она обрезала, обломила мне вечные крылья, которые несли меня по воле ветра, по воле Небес, без моего выбора, почти без моего участия. А теперь я хочу строить мой мир, наш с ним мир, с ним, с Марком, потому что нигде больше моего мира и моего дома нет…

– Хочешь послушать, какой у меня теперь завод внутри? – мне так хотелось порадовать его тем, что теперь я здорова, потому что даже слабости я почти не чувствовала. – Вот уж точно, механическая кукла, как у наследника Тутти, теперь захочешь – заведёшь, захочешь, отключишь. Классно было бы, а?

– Болтаешь ты Танюшка, точно под кайфом, – засмеялся Марк, нежно погладив меня по волосам своей чудесной рукой.

Я раскрыла было халат, забывшись, чтобы дать ему послушать моё новое странное сердце, но там некрасивая повязка.

– Ой, нет, пока не покажу. И вообще… я страшная, небось, да?

– Да уж… ужас, – Марк засмеялся снова, даже вытирая веки. – Ох, Танюшка, ты даже не представляешь… Я принёс одежду, хоть халатик этот «чудесный» смени, а то мне кажется, что ты в тюрьме.

– Только ты не смотри на меня, правда, я пока не могу, чтобы ты смотрел на весь этот ужас…

– Глупая, – покачал головой Марк. – Ну, какая же ты глупая, Господи.

– Нет… я хочу быть красивой куколкой для тебя, а не… раскуроченной.

– Ладно, я отвернусь.

– Лучше выйди.

– Какая ты противная… – сказал Марк, но не стал больше спорить и вышел в коридор, пока я переодевалась в трикотажный костюм, белый, как и прежде. Вот перепачкается-то, выбросить придётся, не отстираешь…

…Я подсмотрел всё же, невольно, но видел, пусть и немногое, но в неплотно закрытую дверь можно было разглядеть, как она сняла халат, как надевала трусики, футболку, а после и всё остальное, и я видел, как сильно она похудела, даже в сравнении с прежними днями, теперь от неё и вовсе осталась половина, просто скелет… Как раз в этот момент в коридоре появился… Вьюгин. Боже, какое-то проклятие, всё время видеть его, того, кто считает, что женат на моей жене.

– Добрый вечер, Валерий Палыч, – сказал я, улыбаясь как можно искреннее, хотя какая к чёрту искренность с ним? Он дал мне кровь, спас мне жизнь и притом спит и видит, как отобрать мою жену. Мою жизнь… такой вот экзистенциальный враг.

Сложно описать игру чувств, что отразилась на его лице от злости и разочарования до улыбки вроде моей, которую он всё же сумел изобразить на своём лице.

– Добрый вечер, Марк Борисыч, давно вы… пришли?

– Да нет, с полчаса. Я думал, Таня в реанимации, оказалось, её перевели уже, а меня не пускали, – я посмотрел ему в глаза. – Не знаете, в чём дело?

Он лишь с ухмылочкой покачал головой, хотя ясно, что это по его распоряжению мне врали, когда я звонил этим утром, что к Тане нельзя, что она по-прежнему в реанимации, когда она уже вторые сутки была в отделении.

– Хотелось дать ей покоя, – сказал он, бледнея, улыбка сразу полиняла.

Я покивал:

– Ну, да-да… я так и понял, конечно, от меня сплошное беспокойство, – сказал я. – Ей очень спокойно было, очевидно. Настолько, что она просила меня купить ей прокладок, интересно, чем обходилась? Наверное, покоем.

Вьюгин подошёл ближе, вскидывая голову и засунув кулаки в карманы халата, чёртов белый халат, всегда казался одеждой ангелов, чем-то неприкосновенным, иначе я, наверное, уже вмазал бы Вьюгину уже за то одно, что он не пускал меня к Тане.

– Не забудьте рассказать, почему ей понадобилась эта байда именно сейчас… – очень тихо и сквозь зубы сказал он.