В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре

Но ему пришлось за это поплатиться. Став межевым ду­хом, много сотен лет он не может найти себе покоя. Каждую ночь он пытается вернуть камень на место, но это никогда ему не удаёт­ся, и тогда он воет и беснуется, а на следующую ночь снова вынуж­ден начать свой сизифов труд. Иногда ему почти удаётся вытащить камень из трясины, и тогда над болотом раздаётся его торжествую­щий хохот, но в последнюю секунду камень всё равно выскальзыва­ет из его рук и падает на дно.

Камень слишком тяжёл для межевого духа. Так же тяжёл, как и его грех. И даже если ему удаётся вытащить камень на твёрдую землю, он не может вернуть его на место, так как межевой камень становится всё тяжелее и тяжелее при приближении к цели — месту, где камень когда-то стоял. Межевой дух не может его сдвинуть с мес­та, каким бы сильным он ни был (а эти духи знамениты своей огром­ной силой), и рано или поздно камень всё равно скатывается вниз. А Бюгге бежит следом и страшно воет, проклиная свою участь.

Мучения межевого духа будут продолжаться до самого Судного дня, ведь никто не сможет обрести покой в могиле, едино­жды посягнув на священные границы между землями.

Но есть единственный способ избавить межевого духа от проклятия — передвинуть межевой камень на его законное место. Так случилось и в нашей истории.

Люди, жившие на землях, раньше принадлежав­ших священнику, боялись духа, но однажды на хутор забрёл па­ренёк, который вызвался освободить грешника от кары, а жителей хутора — от ночных завываний. Ночью он вышел к духу и сказал: «Теперь ты поведаешь мне, где лежал камень, и я отнесу его туда». Так и было сделано, и с тех пор дух перестал появляться и обрёл на­конец покой.

Подобный счастливый финал — редкость. Как правило, лю­ди страшились межевых духов и не решались помочь им. Поэтому большинству межевых духов суждено мучиться до дня Страшного суда.

Гораздо охотнее люди помогали обрести покой умершим младенцам, хоть и рисковали при этом своей жизнью.

В средневековом мире отношение к детям было совсем другим, чем сейчас. В беспомощном, ещё не умеющем говорить и мыслить ребёнке редко видели отдельную личность, человека, ну­ждающегося в заботе и любви, — ребёнок был будущим продолжа­телем рода, наследником богатств, частью сообщества: маленьким взрослым, заготовкой взрослого мужчины или женщины. А зачем же нужен наследник, которому нечего наследовать, в бедной се­мье, если и взрослым-то есть нечего? Для чего ребёнку мучиться от голода и холода, не проще ли от него сразу избавиться? Тем более что медицины в нашем её понимании тогда и не было, и множество детей погибало от болезней, которые сейчас легко вылечиваются. А уж если женщина рожала без мужа, вне брака, то считалась опо­зоренной навек — и ей приходилось выбирать: либо скрыть свой грех от всех, уничтожить его последствия, либо сохранить ребёнка и обречь себя на одиночество, презрение и нищету. И не всякая, далеко не всякая, выбирала жизнь чада.

Дух некрещёного младенца, оставленного умирать в ле­су, без погребения, или ребёнка, которого не успели крестить и вместо похорон просто закопали в овраге или на перекрёстке, в «нечистом» месте, назывался утбюрден (utburden). Это существо очень опасно. Народное поверье гласит: если встретить его, оно непременно потребует отнести себя на кладбище, грозя страшной смертью в случае отказа. Но люди, согласившиеся взять утбюрдена на плечи, всё равно обречены на гибель. Чем ближе кладбище и освящённая земля — тем тяжелее становится младенец, и, когда до кладбищенской ограды остаётся несколько метров, он стано­вится настолько тяжёл, что проваливается сквозь землю вместе со своим несостоявшимся спасителем.

На Украине рассказывают о мавках (навки, нявки) — мертворожденных или не успевших получить крещение детях.

Но был способ помочь утбюрдену и не пострадать при этом: дать ему имя. Тогда его можно будет похоронить.

Правила строго-настрого запрещали хоронить младен­цев, умерших до крещения, в освящённой земле кладбища, но ма­тери прибегали к помощи церковных служащих и сочувствующих людей. При раскопках обнаруживали маленькие гробики около церковной или кладбищенской ограды. Близость к святому месту давала надежду на то, что мёртвые обретут покой.

В местечке Тролльхёле, к югу от Бергшёен, по вечерам многие слышали жалобный детский плач, навевающий тос­ку. Днём там всё было тихо, а ночью ни один человек не осмеливал­ся идти в нечистое место. Старый Пер Бренн пожалел младенца, ко­торому никто не хотел помочь, отправился ночью в Тролльхёле, дал младенцу имя и узнал имя его матери. Так ребёнок был окрещён и обрёл покой, а имя его матери старый Пер никому не сказал, как любопытные ни старались его узнать.

Имя матери ребёнка было открывать опасно. Человека, не сумевшего сохранить тайну, не ожидало ничего хорошего.