В стране «Тысячи и одной ночи»

Утром следующего дня Тимур носился по дому на новеньком трехколесном велосипеде. На ручонке у него красовались серебристые часики, а за спиной развевался кожаный плащ с вышитым на спине его же именем. Я решил положить конец этому бессмысленному расточительству, но Рашана отговорила меня: как только Зохра и Фатима порядком поистратятся, они образумятся.

После встречи со сказителем Халилом и бесед с доктором Мехди я решил приступить к поискам своей притчи. Сказитель и доктор в один голос твердили: притча в моем сердце, только затаилась глубоко, надо лишь прислушаться. Когда я спросил своих марокканских друзей о том, что они обо всем этом думают, все как один заявили: ни о чем подобном они не слышали, а у меня не что иное, как психоз – как у любого иностранца, слишком долго прожившего в Марокко.

В следующую пятницу я подступился к доктору с расспросами.

– Хотите сократить путь?

Я с энтузиазмом кивнул.

– Ну что ж, кое в чем могу помочь. Никогда нее забывайте: вы на Востоке. Даже если Атлантический океан в двух шагах отсюда, считайте, что вместо него берег омывают воды Южно-китайского моря.

Соперничество между Фатимой и Зохрой продолжалось. К следующей неделе они совсем задарили Тимура. Обе спустили на подарки месячную зарплату. Чтобы хоть как-то удержать их, я запретил им и близко подходить к Тимуру, а сам повел сына стричься.

Затюканные женами марокканские мужья большую часть времени отсиживаются в кофейнях для мужчин. А еще – в парикмахерских. Если в западной стране вы зайдете в парикмахерскую и увидите там полно небритых мужчин, вы решите: предстоит долгое ожидание в очереди. Но в Марокко битком набитая парикмахерская значит только одно – у ее владельца много друзей. Появляясь в парикмахерской, мужчины не торопятся уйти: они смотрят телевизор, гоняют чаи, курят, листают потрепанные журналы и лишь изредка просят их подстричь.

Только-только поселившись в Касабланке, я стал ходить в небольшую парикмахерскую на холме. Обычно я ношу короткую прическу, и мне нравится, когда стригут электробритвой. Парикмахер, тихий мужчина с сединой цвета пляжной гальки и сильными руками, оказался заядлым футбольным болельщиком. Ведя электробритвой по голове или опасной бритвой по щекам, он краем глаза следил за игрой по телевизору.

В тот день, когда я повел Тимура стричься, в парикмахерской почти никого не было. Я перекинулся с парикмахером парой слов о бритвах и футболе, а потом спросил: знает ли он о притче в сердце каждого человека? Парикмахер только было открыл рот, как в салон стремительно вошел высокий, с изысканными манерами мужчина. Сев в кресло рядом со мной, он попросил побрить его. Поверх зачесанных назад волос у него сидели темные солнцезащитные очки, напоминавшие черную пластмассовую тиару.

Пока парикмахер точил опасную бритву об истертый кожаный ремень, незнакомец заговорил со мной. Он спросил: скучаю ли я по Англии?

– Как вы узнали, что я из Англии?

– Для марокканца вы выглядите слишком бледным, а для француза – слишком спокойным, – сказал он.

Парикмахер прошелся бритвой по щекам незнакомца раз, другой и смочил одеколоном домашнего производства с ароматом вишневого цвета. Незнакомец вложил в руку парикмахера монету и, повернувшись к выходу, сказал мне:

– Буду ждать вас в кофейне напротив.

Я прожил в Касабланке уже три года, но местные обычаи все еще повергали меня в недоумение. И вот я раздумывал: принять ли приглашение совершенно незнакомого человека или нет? Однако любопытство пересилило. Я взял Тимура на руки и перешел на другую сторону улицы – туда, где сидел незнакомец, попивая кофе с молоком. Его звали Абдельмалик. Каждый из нас рассказал немного о себе: жены, дети, увлечения, работа… Выяснилось, что Абдельмалик – страстный любитель арабских скакунов, всю жизнь мечтает о таком коне. В этом мы оказались родственными душами.

Мы болтали о лошадях, о жизни… прошло около часа. Наконец Абдельмалик глянул на часы.

– Ну что ж, будем друзьями, – заключил он, прощаясь.

Вот так этот чисто выбритый, с изысканными манерами марокканец стремительно ворвался в мою жизнь. Он считал своим долгом помогать мне в любых затруднениях и не уставал повторять: я могу попросить его о чем угодно. Он – мой друг, помочь мне – его святой долг. Поначалу такая настойчивость казалась мне странной, ведь можно дружить просто так, не связывая себя обязательствами.

Каждые три-четыре дня мы встречались на террасе кофейни «Лугано» возле старой кольцевой дороги вокруг Касабланки и всегда садились за один и тот же столик. Да и остальные завсегдатаи сидели за своими привычными столиками.

Едва знакомый мне Абдельмалик взял надо мной шефство. Когда мне понадобилась юридическая помощь, он разыскал опытного юриста; когда у меня сломались наручные часы, он отдал их в починку хорошему мастеру; когда мне срочно понадобился вид на жительство, всю возню с бумагами он взял на себя. Абдельмалик никогда не просил за свои услуги денег, настаивая на том, что наша дружба с лихвой окупает любые траты.