В стране у Карибского моря

В самой уже посадке на борт корабля для меня заключено нечто волнующее. У того, кто не год и не два проплавал матросом на судах торгового флота, к кораблям появляется особое, более интимное отношение, чем у обыкновенного пассажира. В конечном счете меняется только название судна и вид двигателя, а вся обстановка: помещение, технические устройства, обязанности команды, человеческие типы — есть нечто давно знакомое и привычное. Едва ступив на палубу, вы попадаете в свою стихию. Но, если вы некоторое время, пусть даже всего лишь несколько месяцев, не поднимались на борт корабля, перед посадкой вас охватывает какое-то неуемное волнение, нетерпеливое ожидание: когда же наконец? Но вот желанный момент наступил — все остальное приложится: на то и корабли, чтобы ходить в дальние страны, а в дальних плаваниях нас ждут новые впечатления. Можно вздохнуть спокойно.

На этот раз мое судно, типичная послевоенная среднетоннажная грузовая посудина для трансатлантических рейсов, построенная в Гамбурге в 1952 году, носит имя «Вестфалия». Оно имеет длину поверху 108,72 метра, а по ватерлинии — 99,9 метра. Ширина по шпангоуту равна 14,3 метра, возвышение главной палубы над днищем — 6,5 метра, а верхней палубы — 9 метрам. Таков теперь мир, в котором мы живем. Водоизмещение «Вестфалии» составляет 3917 регистровых брутто-тонн, по 2,8 кубических метра полезного объема каждая. При полной загрузке, которая составляет 5300 тонн, осадка судна равна 7,12 метра. Несмотря на блестящую экономическую конъюнктуру, обусловленную потребностями послевоенного восстановления, мы везем через океан лишь немногим больше 2000 тонн. Конкуренция велика, и морские извозчики со своими маклерами придумывают все новые уловки, чтобы перехватить друг у друга груз. Винты «Вестфалии» приводятся в движение двумя бывшими субмаринными моторами по 1200 сил каждый; в нормальных условиях они должны сообщать ей скорость 12–13 морских миль в час. Кроме необходимых насосных, компрессорных и осветительных двигателей у судна есть еще два запасных дизеля и запасной котел с нефтяным отоплением. Весь экипаж, включая палубную и машинную команды, кухню и обслуживающий персонал, состоит из 37 человек. Кроме того, в этот рейс до мексиканского порта Веракрус взято девять пассажиров, включая троих детей.

Сорок седьмое лицо на борту — это я, нечто среднее между членом команды и пассажиром. Принимая во внимание мою прежнюю морскую профессию и мои книги о морских плаваниях, меня, как путешествующего с научными целями, зачислили в машинную команду и, взыскав незначительную плату за питание, разрешили отработать стоимость переправы через Атлантику. Однако в последний момент инспектор судоходной компании освободил меня от работы и поместил в пустующую каюту лоцмана, расположенную под самым капитанским мостиком, а питаться определил в кают-компанию. Это давало мне немалые преимущества: сохранив возможность дешево переплыть Атлантический океан, я в то же время мог беречь силы для предстоящих испытаний и свободно распоряжаться своим временем.

И все же, честно говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке. Когда привык видеть корабль из матросского кубрика или с рабочего места, привык собственными руками помогать вести его через океан, в роли постороннего наблюдателя чувствуешь себя жалким отщепенцем. Порой я казался себе каким-то прямо-таки ни к чему не способным человеком, на которого не нашли возможным возложить никаких обязанностей, кроме обязанности более или менее своевременно являться к обеду. Успокаивало лишь то, что в будущем году, при обратном рейсе, для меня непременно найдется какое-нибудь занятие. На это я твердо рассчитывал, ибо в обратных рейсах на каждом корабле у всех всегда полно работы. Забегая вперед, могу подтвердить, что этот расчет оправдался и в конце путешествия я чувствовал себя значительно приятнее, чем теперь в роли трутня. Но во всяком случае я добросовестно использовал возможность еще основательнее познакомиться о литературой о центральноамериканских странах.