Прошло еще несколько дней. Но довольно жалоб! Хочу теперь поделиться с Вами и со всеми, кто прочтет эти строки, другими впечатлениями. Вот как, например, происходит переход от вечерних сумерек к ночи. Не обязательно быть отрешенным от мира романтиком, чтобы восторгаться этим. Море и небо в эти минуты полны необычайной красоты. Впереди, на западе, на воде еще лежит бледный серебристый глянец, а по сторонам и за кормой она уже приобрела неопределенную окраску темного расплавленного бутылочного стекла и пластичность текущей лавы. В такт спокойному и сильному дыханию океана вздымаются и опускаются могучие валы, и волна от носа корабля разбегается по ним, курчавясь белым кружевом пены. Небо над закатившимся солнцем еще просвечивает нежным оранжевым оттенком, как тонкая бумага китайского фонарика, затем этот оттенок переходит в бледный серо-зеленый отсвет и наконец в серо-голубой цвет вечернего неба. Над западным и северным горизонтом ширится густая черная гряда облаков, а над нею парит целая флотилия тончайших, резко очерченных, черных, как сажа, длинных перистых тучек с рассыпанными среди них темными шариками. Невысоко над горизонтом блещет Венера, большая и светлая. Повыше из тьмы выступает Сириус, а почти над самой головой сверкает Капелла. На юго-западе темнеет широкая стена непогоды. Она быстро затягивает почти половину неба по левому борту. Луне, хоть она и полная, нелегко будет сегодня пробиться сквозь тучи. Мягко и невесомо покачивается наш корабль на косых волнах, словно в упругой пене, без всякого ритма, то лишь слегка припадая вниз, то ныряя все глубже и глубже, то кренясь на один борт. Тускло светят фонари на мачтах, и моторы рокочут свою монотонную песню…
Море стало спокойнее, вода голубее. Но под умеренным северо-западным ветром пока еще довольно прохладно. Лично мне норд-вест весьма кстати, потому что иллюминатор моей каюты, расположенной с правого борта, оказывается теперь прямо с наветренной стороны. Я открываю его и вдыхаю наконец свежий, без примеси газа воздух. Длинная стая изящных маленьких дельфинов, извиваясь, подобно гигантской морской змее, то плывет параллельно нашему курсу, то пересекает нам путь. Крупные дельфины, постоянные спутники кораблей, направляющихся на юг, целыми семьями выкидывают перед носом свои акробатические трюки. А иногда грозные черные тучи, гонимые северо-восточным пассатом, проплывают низко над океаном, и видно, как они где-то извергают свои водные массы, словно опускают над водой гигантские занавесы. Над нами же в этот момент ярко блещет солнце. Пассажиры, сидя в шезлонгах, с любопытством наблюдают за этим водоизвержением.
С тех пор как мы покинули Европу, на нашем пути почти не попадается других судов. По большей части мы плывем в полном одиночестве и днем, и ночью; вокруг лишь неугомонный, вечно волнующийся океан. Словно щепка, плывет наше судно в этой безбрежности.
Однажды, выйдя поутру на палубу, я заметил на некотором отдалении огромный танкер, обгонявший нас. Он вырисовывался на фоне пламенно-красного неба на востоке, как вырезанный ножницами силуэт. Благодаря своим могучим двигателям он прошел мимо нас с такой скоростью, словно мы были какой-нибудь жалкой буксирной баржей. А ведь и у нас ход был не так уж плох. Уже на четвертый день по выходе из Бреста перед полуднем показались Азорские острова: сначала Грасьоза, потом Фаял, потом особо отличающийся своей высотой остров Пику… Заполдень мы были на траверзе острова Сан-Жоржи, а перед самым закатом выглянул из-за горизонта характерный своими двумя вершинами горный хребет Флориша, крупнейшего острова этой группы. Вскоре вспыхнул его большой маяк, сильнейший в радиусе нескольких тысяч миль, посылая во тьму свои немые директивы.
А на следующий день — это была пятница — в машинном отделении произошла новая авария и нам пришлось сбавить ход до минимума. Сломалась шестерня одного масляного насоса и одновременно расплавился подшипник. Наш «второй»[3]
— простой и скромный моряк, обладающий лошадиной работоспособностью и соответственно нагружаемый, — сказал мне за завтраком, что наши неудачи происходят оттого, что мы отплыли в пятницу. Представьте себе всю глубину парадокса: современный человек, привыкший управлять сложными машинами, не может расстаться со средневековыми суевериями! Он утверждал это со всей серьезностью и приводил в пример множество катастроф, которые были связаны с «несчастливым днем» — пятницей. — Но судовладельцы больше не считаются с этим, — жаловался он. — Доходят даже до того, что по пятницам закладывают и спускают на воду суда! Какая же участь ожидает такие корабли!Этим не ограничивается верность нашего «второго» всякого рода морским повериям или «старой морской мудрости» — кто как это назовет.
— Если бы при выходе из гавани нашим первым маневром был задний ход, — заявил он мне в другой раз, — я сошел бы в первом же порту.