Больше они не слышали ничего. Поглощенные актом отмщения, братья в то же время были охвачены высоким духом командных действий, наполняющим их сердца ослепительным светом исключительного могущества и справедливости, обретений и надежды на лучшие, более значительные дела. Сначала тяжесть казалась неподъемной, потом стала постепенно уменьшаться, и вот машина мягко замерла, как бабочка, нанизанная на нитку, и достигла полного равновесия, отчего братьям хотелось смеяться и выкрикивать победные кличи, как воинам-завоевателям, и они наверняка так и сделали бы, если бы это не означало краха всего их предприятия.
Машина покачнулась и через неуловимую долю секунды со скрежетом рухнула набок и безмятежно застыла на мостовой. В таком положении она казалась более привлекательной, исполненной спокойного достоинства, подобно мулу, когда он после тяжелых дневных трудов наслаждается у себя в стойле заслуженным отдыхом.
А водитель лежал подле стены, погруженный в глубокий сон.
На пути домой Артур не чувствовал боли. Никогда еще за последние месяцы не испытывал он такой радости и бодрости и подъема чувств, надеясь, что ближайшие несколько дней пролетят незаметно, Джек вернется к столь любимым им ночным сменам, и ничто не помешает ему после рабочего дня заглядывать в тускло освещенную гостиную Бренды. Лабиринт улиц городского предместья, вьющихся между табачной и велосипедной фабриками, затянул их в свой огромный зев и обволок густой тьмой. За стенами новых кирпичных домов расстилались поля и леса, скатывающиеся в долину Ирвош, а потом поднимающиеся по склонам холмов Дербишира, и, входя в дом, братья говорили о том, как славно будет съездить в Мэтлок в первое же погожее воскресенье.
Глава 8
Злобная сплетня миссис Булл пробежала, словно электрический ток по проводам, от выключателя к выключателю, и удивительно еще, что пробки перегорали так редко. В один из дней начала лета, когда низко нависшее и пока еще безмятежное небо начинало выказывать первые устрашающие признаки надвигающейся грозы, она стояла, прислонившись к столбу, в ожидании, когда с фабрики повалит народ. Внезапно раздался негромкий щелчок — кто-то выстрелил из духового ружья, и она высоко подскочила на месте. Жирные руки, лежавшие на фартуке, разомкнулись, и, прижав ладонь к лицу, миссис Булл завопила:
— Господи, вот ужас-то! Убивают, убили!
Так она визжала несколько минут — чисто свинья на бойне, по определению старой миссис Мэкли, с тайным удовольствием созерцавшей поцарапанную щеку соседки, однако же не отважившейся выказать никакого иного чувства, кроме сострадания:
— Интересно, какой подлец додумался до такого?
С присущей ей основательностью миссис Булл, наругавшись всласть, принялась осматриваться в поисках обидчика. Глубоко посаженные глазки-бусинки обежали двор до самой фабричной стены, затем проделали обратный путь до того места, где она стояла, попутно останавливаясь на всех окнах сверху донизу. Ни одно архитектурное сооружение, ни единое человеческое движение не ускользнуло от нее. Поговаривали, что к следующей войне власти внесут ее в списочный состав разведывательных служб.
— Ну вот, все ясно, — сказала она, резко мотнув подбородком в сторону миссис Мэкли и не сводя глаз с предпоследнего от точки наблюдения окна: оно было слегка приоткрыто. Там жил со своей разведенной матерью Бернард Гриффин. Когда-то у него было духовое ружье, а саднящая скула заставила миссис Булл предположить, что оно и сейчас у него имеется. Зашелестели страницы архива памяти: подростком Бернард был помещен в Борстал за то, что разбил газовый счетчик и отодрал кусок железной кровли на церкви; три раза дезертировал из армии; довел до беды девушку и отсидел три месяца, отказавшись давать деньги на младенца; не говоря уж о том, что он ненавидит всех вокруг. У миссис Булл имелось досье на любого из жителей дома.
В сопровождении миссис Мэкли она проследовала к черному входу в квартиру Гриффина и заколотила в дверь с такой силой, что сосед, живший напротив, крикнул, что таким манером она всю стену выломает. Но миссис Булл лишь грохнула в дверь еще раз. Дома никого не было. Во всяком случае, на стук никто не откликнулся.
Прижимая руку к щеке, она вернулась во двор. Половина рабочих уже вышла из фабричных ворот и рванулась в ближайшие кафе и продуктовые лавки, тем самым лишив миссис Булл привычного развлечения, и подобная утрата, вкупе с болью от раны, сулила ее мужу нелегкий ужин.