В сумерках близкой весны

Но Анжела больше не слушала её. Она знала, что ничего не может сделать, ничего нельзя изменить, но не хотелось оставаться покорной. Голос зазвучал сухо, неприятно, как у старухи.

– Твоё дело верить или не верить! С Ундюгерь произошло несчастье. И Женя её поддержал.

– Неправда!

– Ты же сама затеяла это, Оль! А теперь не хочешь смотреть правде в глаза?

– Какой правде? – рыдала Ольга, больше не заботясь о туше и ресницах.

– Ты разговаривала с Соней. Разговаривала с Дьяковым. Неужели у тебя не сложилось мнения о семье Жени? Разве они плохо жили?

– Он не понимал ничего! Ничего не понимал!

– Послушай! – Анжела начала закипать, как чайник. – Они прожили вместе много лет! И ещё бы прожили в два раза больше! Если бы… эти не раскопали правду о том несчастье с Ундюгерь и не вывалили это на мальчишку, который не знал, что с этим делать! Я не стану сейчас строить предположения, какого чёрта им пришло в голову, не стану! Из-за квартиры, в которую Женя много вложил средств, или просто от глупости. Но мне ясно одно, они виновны в том, что парень погиб. И твой отец виновен! Потому что он знал и молчал. Он мог бы предупредить Женю.

– Наталья ничего не знала, клянусь тебе!

– Тогда почему они сейчас пытаются выселить Ундюгерь из её квартиры?

– Возможно, желание отомстить за Женю.

– Кто им дал право мстить? Какого чёрта они вообще строят на этот счёт планы?

– Ундюгерь заморочила тебе голову, мам! Ты ничего не понимаешь!

– Она не может заморочить голову, – вдруг сразу успокоилась Анжела. Она даже улыбнулась, но улыбка получилась грустной, сквозь слёзы. – Девочка слишком несчастна. Одинока и больна. Она просто пытается выжить. Одна пытается!

Тихо тикали часы. Ольга пошла в ванную, чтобы умыться. Затем она вернулась и присела рядом с матерью. Они заварили чай и открыли коробку конфет, которую Ольге подарили на работе.

– Я запуталась. У меня голова болит от всего этого.

– Ты хотела сходить на занятия по йоге.

– Хотела…

– Сходи.

– Надо макароны сварить на обед.

– Ты разве не уезжаешь к Сергею?

Ольга не ответила. Конечно, она не уезжает к нему. Она не собиралась. Просто была расстроена и обижена на маму. Но теперь обида прошла. Так же внезапно, как и появилась. А потом пришла СМС на телефон.

– Мам, это от Анны.

– Что она хочет?

Анжела напряглась, как струна. Неужели всё же суд? Быстро начала в голове перебирать знакомых, к которым можно обратиться в поисках адвоката.

– Боже мой! – Ольга ошеломлённо посмотрела на мать. – Папа в больнице. У него инфаркт.

– Он жив?

– Кажется, жив.

8.

Анжелу допустили к больному. Ольга смутилась, потому что Наталье, как она ни просила, отказали. Осторожно присела на краешек старого дерматинового дивана, подальше от остальных. Потом приехали Костя с Леной и стало легче выдерживать мрачные взгляды Натальи и Анны. Никто не плакал, не звонил по телефону. Сидели молча. Ждали.

А Анжела остановилась на пороге палаты больного. Улыбнулась. Вмиг забылась неприязнь и злость, которые она ощущала совсем недавно.

– Что это ты выдумал?

Марат дышал со свистом, косясь на капельницу, которую ему поставили десять минут назад.

– Я умираю, Анж.

– Не говори глупостей! Чего тебе будет? Ты непробиваем.

Она стремительно приблизилась к нему, потрогала лоб, проверила капельницу.

– Ты всегда так говорила.

– Именно.

– А мне хотелось бы умереть. Для чего жить? Я слишком стар.

– Не прибедняйся.

– Ты даже не представляешь, Анж, какая я развалина.

– Представляю.

Он хотел повернуться, но ничего не вышло. В мутных глазах блеснул испуг. Анжела сразу заметила, но стояла бесстрастная, с лёгкой улыбкой на губах.

– Я не могу пошевелиться.

– Это пройдёт. Тебе надо поспать.

– Поможет?

– Конечно, поможет.

– Я глупец и осёл! Ты считаешь меня трусом? Но я не трус! Я хотел…

– Для всех быть хорошим.

– Вроде того. Не вышло.

– Представляю себе.

– А тебе хорошо. У тебя нет этих мучений совести. Как бы мне хотелось изжить в себе эту мерзкую склонность к совести. Она мне осложняет жизнь.

– Успокойся и постарайся уснуть. Не нужно разговаривать.

– Ты думаешь, что я потом пожалею? Возможно…

– Поспи.

– А ты останешься?

– Ненадолго.

Она отвернулась к окну. Марат тяжело дышал. Его вид беспокоил её. Очень болен. Выдержит ли сердце? Его изношенное, измученное бедное сердце. Захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать стенания жалости в своей голове.

– Ты уже нашла адвоката, Анж?

Она медленно повернулась к нему.

– Давай не сейчас.

– Но всё-таки.

– Это необходимо?

– Нет, нет необходимости. Мы поговорили с женой… Нам надо уехать. И все проблемы разрешатся. Неприятности исчезнут. Я купил дачу несколько лет назад, в Чувашии, Батыревский район. Там, где жили мои родители. Ты знаешь. Мой родной дом не сохранился. Когда родители умерли, некому было ухаживать за ним, за домом. Он развалился, участок зарос сорняками с человеческий рост. Но я купил похожий дом в этом же районе. Боже… я плохой сын, Анж!

– Прекрати.

– Когда умирала твоя мать, ты держала её за руку. Ты была рядом…

– Я – медик.

– Не в этом дело! Ты – хорошая дочь, Анж.

Анжела поморщилась. Губы Марата посинели, он с трудом двигал ими.

– Хочется спать.

– Поспи.

– Это от лекарств?