Конечно, эта аграрная «война» продлится ещё не одно столетие, но некоторые толчки уже приводят к соответствующей реакции. Остается надеяться, что кардинал окажется достаточно прозорлив, чтобы наказать того магната, чья бездумная жажда наживы чуть не лишила Валон-Урр правителя.
Сами же «Сыновья» оказались расколоты из-за последней воли своего старосты и, когда первые челноки арбитров приземлились на холмах Горя, их встретили смиренные граждане, не оказывающие никакого сопротивления.
Впрочем, судьи не стали особо любезничать с подозреваемыми, а потому хорошенько отделали тех, кто выглядел достаточно опасным.
Те же из культистов, кто отважился на покушение, оказались «обезумевшими от отчаяния». Не ставшие мириться с голодом, унёсшим несколько десятков детей. В общем, обычная слезливая история, которых на просторах Империума столько же, сколько и миров под властью Императора.
В течение нескольких часов судьи переворачивали дома и погреба общины, пока не убедились, что те действительно не врут. В качестве острастки вместе с блюстителями Лекса прибыли и несколько священников, искушённых в пыточном мастерстве.
К моменту, как мы с Себастьяном закончили допрос заключённого, маршал получил такие же сведения, отличавшиеся лишь в незначительных деталях. На его вопрос, что делать с общиной, я ответил, что решение должен принимать кардинал.
На моих руках было достаточно крови…
Добравшись до холма Экклезиархии, я сразу связался с Августом:
— Как самочувствие его преосвященства?
— Ох, Иероним, ты бы видел этого упрямого осла! — Начал причитать церемонарий, взволнованно дыша в трубку комм-линка. — Несмотря на все наказы сестёр-госпитальеров, не может усидеть на месте!
— Похоже, он всё ещё ощущает себя молодым, — попытался я пошутить, пока Себастьян сажал флаер. — Где мне его найти?
— Насколько я знаю, он отправился к той девушке из сороритас. Кажется, Мираэль. Она тоже попала в госпиталь.
— Знаю, — печально отозвался я. — Спасибо, Август.
— Да защитит тебя Бог-Император, Иероним.
Транспорт слегка тряхнуло, когда посадочные опоры коснулись оголившегося от жара двигателей рокрита. Ветер мрачно завывал среди шпилей церквей и башен Собора, откуда доносился редкий звон колоколов.
Из медных труб по округе разносились далёкие голоса хора, певшего гимн «Он прижимает нас к груди сияющей Своей». Печальные органные мелодии вместе с ветром неслись по узким улочкам и растворялись в небе над крышами домов. Во многих из них не горели окна.
По пути к госпиталю мы не встретили ни одного прохожего. Вероятно, все люди сейчас собрались на службах, призванных успокоить граждан после чудовищного нападения на их духовного наставника.
В стенах медицинского учреждения тоже царили безлюдность и тишина, нарушаемая лишь словами псалмов, которые пели сёстры в небольшом внутреннем храме.
Как только мы поднялись на нужный этаж, я остановился, прикасаясь к левой руке.
— Что-то не так? — Спросил Себастьян.
— Нет, ничего… — Моё дыхание стало тяжёлым и прерывистым. — Похоже, седативные прекратили свое действие. Иди вперёд, я догоню…
Дознаватель кивнул и медленно зашагал вперёд, оставляя меня неуверенно переставлять ноги вдоль стены. Боль в руке нарастала, заставляя зубы скрипеть, а взор перед глазами начала заволакивать багровая пелена…
…приглушённые на ночь лампы коридоров начали наливаться красным, а пение сестёр сменилось оглушающими воплями раненых и больных. В ноздри ударил отвратительный запах экскрементов, крови и медицинских препаратов.
Фигура Себастьяна скрылась в возникшей из ниоткуда толпе сестёр-госпитальеров, торопливо толкающих каталку с очередным изувеченным гвардейцем.
Вдоль коридора так же расставили койки для тех, кому не хватило места в палатах. Люди жалобно стонали под действием разбавленных капельниц, что не могли избавить несчастных от жуткой боли.
Я проковылял на своих двоих рядом с очередной кушеткой, где лежал один из офицеров СПО. Молодой парень лишился глаз из-за разлёта осколков совсем близко с позицией наших отрядов. Когда мы притащили его сюда, он был ещё жив, но сейчас, подключенный к одной лишь капельнице, выглядел совершенно мёртвым. Кажется, его грудь уже не двигалась.
Преодолевая боль в руке, я чуть не столкнулся с группой врачей, пронёсшихся по коридору в противоположном направлении. В их каталке вопил кто-то из высокородных обитателей Биатуса, сохранивший верность Императору, но заплативший за это обеими ногами.
Проследив взглядом за этой жуткой процессией, я совершенно не заметил кровавых пятен, обильно растекавшихся из-под очередного уже умершего бойца на кушетке у стены. И поскользнулся.
Только в последний момент чья-то рука подхватила меня под локоть…
— Иероним? — Лицо Себастьяна оказалось сияющим маяком, разгоняющим багровый сумрак безумия. — Можешь идти?
— Да, Бас, могу, — решительно кивнул я, выпрямляясь. Боль начала отступать. — Пойдем…