В свете зеленой лампы

В те годы первых пятилеток отношения между людьми были проще, а если точнее, все вели себя на рабоче-крестьянский манер. Люди обращались друг к другу или по военному строго, или по-простецки, если между ними не было иерархических отношений. Соседи старались вести себя друг с другом как приятели, жены ходили друг к другу за солью или бутылкой вина. Как мне казалось, это всё делали, чтобы показать окружающим свое лояльное отношение к рабоче-крестьянскому сословию. Так и в том доме, в котором мы жили, у моих хозяев были дружеские отношения с соседями на обоих этажах. Они омрачились разве что случаем, когда Игорька укусила собака.

Я знала лучше всех тех соседей, что жили напротив, семью Фридлянд. Леонид Петрович общался с Григорием Самойловичем, отцом семейства, и считал его умнейшим человеком. Они заходили друг к другу в гости по-соседски, попить чаю и поговорить. Я много знала об этой семье, так как у них служила женщина, тоже деревенская, с которой мы вместе часто гуляли с детьми и подружились. Та самая Даша, что подсказала мне кофейню, где я встречалась с братом. Она много рассказывала мне о своих хозяевах.

Как и мои хозяева, они были евреями. Сам Григорий Самойлович – ученый, историк, профессор Московского университета. Его лекции были очень интересными, студенты его любили. Мужчина видный, высокий, громкоголосый. Когда приходил к нам в дом и начинал с кем-нибудь беседовать, то все на него обращали внимание и прислушивались к тому, что он говорил. Те, кто его не знал, интересовались, кто он. Я уже рассказывала это? Ну тогда извините, просто пришлось к слову. Наш сосед написал несколько книг по истории, они все были у хозяев в библиотеке, и Леонид Петрович с женой читали и обсуждали некоторые из них. Я сама видела. У него в гостях тоже бывали известные люди. Вот, например, Даша говорила по секрету, что у них бывает Бухарин. Фамилию я слышала не один раз, но вот кто это такой, ни я, ни она не знали. Вероятно, какой-то известный большевик. Мой хозяин бывал не на всех праздниках у соседа, да и сам его приглашал не каждый раз. Но мы всегда знали, когда у того веселье: стены-то тонкие и общие. Когда дверь поздно вечером у них хлопала и слышались смех и голоса людей, мы точно понимали: это уходят гости Фридляндов.

У них была дочь Ида, чуть старше Игоря, и сын Феликс, немного помладше.

Это с ними Даша и я гуляли во дворе. Дети катались на своих маленьких велосипедах по дорожкам нашего просторного двора, а мы шли за ними, наблюдали и болтали о том о сем. Еще один малыш, Сережа, родился в семье соседей, когда я уже служила у Межеричеров. Это было, по-моему, в тридцать четвертом или тридцать пятом году. Даша немного жаловалась на хозяев, но где же их взять – идеальных? Хотя мы с ней больше хохотали и шутили, чем перемывали косточки хозяевам.

Это случилось в конце мая 1936 года. Мы уже начали готовиться к поездке на дачу. Жена Григория Самойловича, Нехама Львовна, с маленьким Сережей уехала на лето к родне в Польшу. Старшие дети еще ходили в школу, и Даша с самим Фридляндом-отцом должны были привезти их позже. Точных планов их я не знала, но помню, что собирались ехать в город Лодзь, где жили родные. Даша там уже бывала и рассказывала, что в центре есть большой еврейский рынок, а Нехама имеет какое-то отношение к «хлопковым королям», руководившим городом. Непростое было у них семейство, со связями.

Так вот, в тот вечер, уже поздно, ближе к ночи, я, лежа в постели, услышала какие-то звуки, звонки, хлопанье дверей на лестничной клетке. Я еще подумала: «Жена уехала – давай, веселись, душа! Видно, у соседа гости». И с этими мыслями заснула.

Наутро, довольно рано, мы с Ольгой Николаевной собирали Игоря в школу, раздался робкий звонок в дверь, потом тихий стук. Хозяйка открыла дверь, а там Даша с заплаканными глазами и двумя детьми.

– Олечка Николаевна, – она даже не сказала, а прошелестела пересохшими губами, – Григория Самойловича арестовали ночью и увезли. Я не знаю, что мне делать, мы всю ночь не спали.

– Тихо, моя милая, тихо, – сказала ей Ольга, – заходите к нам, не надо, чтоб другие соседи слышали.

Мы их напоили чаем, моя хозяйка сходила к ним в квартиру, а я в это время пыталась уложить уставших и испуганных детей спать. У Фридляндов был жуткий беспорядок после обыска. Ольга взяла только записную книжку у телефона, чтобы позвонить их родным, а заодно и своему мужу на работу. Мы сами были в растерянности и не знали, что делать. В своей квартире и дети, и Даша боялись оставаться. Вечером они все уехали на машине к кому-то из родственников.

Это и для нас был шок. Такого в подъезде еще не случалось. Были ли подобные аресты вообще в нашем доме, мы не знали, но знали, что партия принялась выявлять врагов народа и что арестовывают их в основном ночью, чтоб не оскорблять честных граждан видом их позорного шествия к машине под конвоем.

Вечером за чаем, когда дети улеглись, а я мыла посуду, мои хозяева рассуждали, за что могли соседа арестовать.

– Может, это ошибка? – спрашивала с надеждой Ольга Николаевна.