Зной, напоивший всех скорбящих,и скалы, и залив,слабей в тени плодоносящих,и нас, и пращуровкормящих приземистых олив.Как вдруг — ссыпаться начал гравийс кренящейся земли,перекрывая спевку гарпийс сиренами вдали.…Ты исподлобья озираешьвстревоженную мать.Ты вожделение внушаешьтому — как ты не понимаешь,кто дал обет молчать.И он идет готовной теньюбуквально по пятамк священному захороненью,где ящерка взывает к мщенью,пригревшаяся там.II
Пилад всё верно понимает,но где его протест,когда в грудь матери вонзаетклинок Орест?Зовет и стонет Клитемнестра,стенает и скулит.А на обломках алебастрабезмолвствует Пилад.Он словно поглощает звукиЭлектре вопреки.Орест в потоке моет руки.Вы дети и врагина плоскогорьях ойкумены,где зной еще темнейи столько пышной рыжей пеныв отстойниках камней.«Помнишь — вроде котлована…»
Помнишь — вроде котлованакапище в грозу,в память Максимилианапервую слезу…Максимилиан Волошин,киммерийский жрец,сердоликовых горошинлюбодей-истец.Впрямь с мешком из-под картошкисхож его хитон,по вискам волос сережкитреплет аквилон.Гость, которого не ждали,вновь пришел на светоткопать своих сандалийархаичный след.Ту находку на сыпучейтропке в свой чередзаждались в разбухшей тучетонны пленных вод.…………………………..Ели крабов, крыли власти,по лбу шла тесьма.За столом кипели страстистранные весьма.На любительском спектаклебесконечном томкак не спутать было паклюс золотым руном?И никто не знал, совеяот избытка муз:Феодосия — Вандея,столп — а не искус.У ЭВКСИНСКОГО ПОНТА[1]
Тут и Феодосия-голубка
гулит соль из прибережных чаш,
и на ощупь твердая Алупка,
и предатель родины Сиваш.
I
Весь воспаряющий над Черноморьем Крымв заплатах дымчато-лиловых:и дамы смуглые, берущие калымс любовников бритоголовых,и честно пашущий кораблик вдалеке,уподоблённый блесткой точке,где мака дикого на черепе-скалеоранжевые лоскуточки,и камни пегие, подобно тушкам птиц,и пляж с пьянчугой-красноярцем,и пышный сосен мех, длиннее игл и спиц— над белой осыпью и кварцем.Здесь снова испытать улыбчивый испугна циклопической ступенитропой сыпучею — стопа в стопупридут однажды наши тени.II