В световом году: стихотворения

Для отведавших жмыха с половой
всё быстрее, быстрее бежит
время до наступления новой
эры — той, что и их ублажит.

В совковом рассаднике

родясь налегке, кончаюсь
в бомжатнике
с рублем в кулаке.

Пустить на пропой его?

Но у одра
не вижу достойного
такого добра.

Жизнь сделалась прожитой,

нагнавшей слезу
на кисти мороженой
рябины в лесу.

Раздетая донага

зазывная даль.
И с вальсом из «Доктора
Живаго» февраль.

О русской истории

нетвердом хряще
так и не доспорили
мы вообще.

То ты мне перечила,

то я тебе жить
мешаю; и нечего
об этом тужить.

Ни роще в безлистии,

ни, проще сказать,
судьбе в бескорыстии
нельзя отказать.

С какими могучими

до хрипоты
тенями и тучами
общаешься ты.

Я брежу один в поту,

платок теребя,
охранную грамоту
прошу у тебя.

А то на задание

иду — и боюсь
признаться заранее,
что не вернусь,

поклажу походную

неся на горбе,
в отчизну холодную,
ну то бишь к тебе.

На старом полотнище

лежу, ветеран.
Влияет на ход вещей
количество ран.

В оконце алмазная

купина горит.
И жизнь безобразная
уснуть не велит.

6.1.1999

ПАМЯТИ ВАЛЕРИЯ АГАФОНОВА

Открытого космоса сгустки
и тусклый распыл —
за стенами нашей кутузки,
которую он подсинил.

В опорках затекшую ногу

заносишь порой за порог
и грудью торишь понемногу
несущийся встречно поток.

Как много всего за плечами

у нас: и начало конца,
и барский дурдом со свечами,
где машут и машут с крыльца.

Недаром с дыханьем неровным

подальше от этих миров
свою Паранойю Петровну
на воды возил Гончаров.

…То вдруг осыпается сверху

мерцающий пепел комет,
то юркнет в пруду водомерка,
оставив серебряный след.

То сердце заимообразно

обвально застыло в груди
всего-то в вершке от соблазна,
какого? — разведай поди.

КИШМИШ

За соснами в алых лианах
осенняя волглая тишь.
Туда с пустотою в карманах
приедешь, верней, прилетишь.

В присутствии бунинской тени

его героине опять
начнешь, задыхаясь, колени
сквозь толстую ткань целовать.

И шепчешь, попреков не слыша,

одними губами: «Прости,
подвяленной кистью кишмиша
потом в темноте угости.

Пусть таинство нашего брака

с моей неизбывной виной
счастливцу поможет однако
в окопах войны мировой.

И в смуту, когда изменили

нам хляби родимой земли,
прости, что в поту отступили,
живыми за море ушли.

В сивашском предательском иле,

в степи под сожженной травой
и в сентженевьевской могиле
я больше, чем кажется — твой».

1999

«Затемно над рекою…»