В тайге стреляют

Командир отделения и сам понял, что поступил опрометчиво, необдуманно, но уже было поздно. Рукой не подманишь и окриком Назарку не вернешь. Вот он точно нырнул, наверное, сполз в низину и в ней затаился. Там Назарка временно был в безопасности, и Тепляков перевел дыхание.

Минула, кажется, целая вечность с момента, когда Назарка покинул своих. Извиваясь, он полз и крепко прижимался к неровно заледенелой родной земле... В овражке Назарка полежал, выравнивая дыхание. Рукавом вытер с лица липкий, наполовину растаявший снег. Потом проверил ружье и снова заскользил вперед. Сейчас он ни о чем не думал, ничего не вспоминал, ничего не загадывал.

Ближе и ближе черное пятно. Уже можно было различить полусогнутую в коленке ногу и выставившийся углом локоть. Назарка пополз быстрее. Где-то у самого уха рикошетом секанула воздух пуля. Перед носом Назарки звучно чмокнуло, и снег брызнул в глаза. Он невольно зажмурился и отпрянул назад.

«Убьют!» — кольнула мысль, и тотчас возникло ощущение, словно сердце обложили льдом, наколотым неровными кусками. В руках появилась слабина. Будто нарисованное на полотне, в воображении, как из тумана, возникло круглое лоснящееся лицо с перекошенным ртом и прищуренным глазом и далекая крохотная мушка на стволе, замершего в чьих-то руках над его, Назаркиной, головой. Ожидание выстрела, направленного на него, было настолько противно, что Назарку затошнило, горло закупорил комок — не проглотить слюну. Почему-то вспомнились рассказы дяди Гоши о заманчивых, невиданных вещах, домах, составленных друг на друга, о фабриках, подземных таинственных шахтах, которые Назарка мечтал увидеть.

Неосознанно, подчиняясь могучему всевластному инстинкту, Назарка повернул обратно по своему глубоко проторенному следу. Опомнившись, замер, подтянул колени к подбородку. Всхлипнул по-щенячьи жалобно, беспомощно и, закусив до крови губу, пополз к убитому. Лицо царапали ледяные кристаллики, образующие паст.

Определенно, красноармейцы перестанут уважать Назарку, если он перетрусит и вернется ни с чем. Какой же он тогда боец Красной Армии! Нет, никто не посмеет сказать, что Назарка из числа робких. Он знает, что за новую, настоящую жизнь надо сражаться смело, не думая о смерти.

Мысли мыслями, а руки и ноги несут вперед ставшее будто бы невесомым тело. И неутихающая пальба отодвинулась в сторону, стала глуше, мягче. Посторонние звуки заслонило однообразное поскрипывание и шуршание оседающего под тяжестью Назарки снега. Звуки эти были рядом и жили вместе с ним, чутко отзываясь на каждое движение. И снег вроде бы потеплел: пальцы нисколько не зябли, хотя на обшлагах рукавов настыли ледяные наросты. Лишь у сердца что-то давило, мешало дышать, да в висках постукивало.

Вот и цель. Обручи, распиравшие изнутри грудь, мгновенно исчезли. И так легко, свободно вздохнулось! Назарка устроился с расчетом, чтобы труп лыжника загораживал от неприятельских пуль. Полежал неподвижно, унимая нервную дрожь в локтях.

Назарка преодолел страх и заглянул убитому в лицо. Русский, пожилой. На густую щетину давно небритого подбородка накололись снежинки. В глазнице тускло поблескивала не застывшая еще капелька воды. Губы перекосило последнее, невыкричанное страданье. Из приоткрытого рта ползла темная вязкая струя. На снегу она густела, образуя остроконечную пирамидку. В зеленоватом свете луны лицо погибшего казалось коричневым, черты проступали грубо, резко, словно природа сотворила его несколькими небрежными взмахами топора.

«Мертвый!» — определил Назарка.

Враг, а в сердце почему-то защемило — жаль человека.

Назарка торопливо принялся обыскивать труп. Он то и дело замирал, как изваяние, до предела напрягал слух и зрение. Кажется, ничего подозрительного. Безостановочно гремели выстрелы, дробно стучали пулеметы, с коротким посвистом впивались в снег пули.

На боку, под телом, Назарка обнаружил объемистую полевую сумку. Отстегивать ее было некогда. Полоснул по узеньким ремешкам ножом. Запрятал сумку под шинель. Полежал, прислушался и стал проверять дальше. В кармане кителя, у неподвижной груди, нащупал пухлый бумажник и запечатанный сургучом пакет.

В тишине Назарка отчетливо услышал знакомое поскрипывание. Только сейчас этот звук порождал не он, а кто-то другой. Назарка замер. Затем скинул шапку и чуть выглянул из-за своего укрытия. Белый холмик был всего в нескольких шагах. Внутри у Назарки что-то оборвалось. Один на один с врагом... Плохо сознавая, что делает, Назарка бесшумно выставил ружье и, уловив скрытое простыней пошевеливание, выстрелил. Донесся вскрик. Под маскировкой завозились. Человек что-то бормотал и всхлипывал.

Беляки догадались, что к их павшему сподвижнику незаметно подобрались красноармейцы, и сосредоточили по нему огонь. В погибшего раз за разом клюнули три пули.

— Пали!.. Пали!.. — пьянея от сознания выполненного задания, пробурчал Назарка.

Он спрятал подальше бумажник, конверт, в котором что-то похрустывало, бросил мимолетный взгляд на затихшего врага.