Луна скрылась в набежавшей тучке. Казалось, стало ещё холоднее, но Том всё смотрел на звёзды, отогреваясь о зачарованную кружку. Простой посуды в доме практически не осталось, так же, как и мебели. Семейный Дар Поттеров — артефакторика, более ничем не сдерживаемый, расцвёл и заколосился буйным цветом. О столь бурных проявлениях Дара Тому слышать не доводилось. Это было что-то феерическое! Руки сами, машинально, творили чёрт-те что! Стоило задуматься, уйти в себя, как шаловливые пальчики принимались уродовать любой попавший в руки предмет. Чары, руны, закрепители... Всё, что выучил за свою короткую жизнь Том, приобретало гротескные формы. Порой, разглядывая собственные творения, Том Реддл в затылке чесал — откуда что взялось? А с какой лёгкостью напитывались магией старые, кое-где давно порушенные, но нечаянно восстановленные связки магических символов на волшебном хламе… Признаться, это раздражало. Раздражал неприкаянно бродивший по дому диван. Раздражали внезапно воспарившие сковородки и подушки... А одержимый неусыпным трудом веник, так и норовивший сунуться под ноги, просто бесил! Если ещё и тапки вспомнить, которые пытались надеться на лапки любимого хозяина не только на ходу, но и в кровати под одеялом, и в полной пены ванне… Приходилось следить за собой, вовремя отдёргивая зачаровывающую руку. И ведь всё без волшебной палочки, зараза! Зато при осознанном применении получались на удивление полезные вещи: самогреющееся одеяло, не остывающая кружка, «летящие» ботинки, с лёгкостью переносящие через первые весенние лужи… Да много всего. Благо, у бережливой мадам Хелл старого барахла полным-полно — экспериментируй не хочу!
Часть артефактов Том снёс в Хогсмид, дождавшись похода школьников в волшебную деревню. Без очков и шрама, с наброшенными на глаза косметическими чарами, на фоне других школяров он был неприметен и никому не интересен. Будь хотя бы постарше, девчонки поди поглядывали на симпатичную мордочку, а так… В результате продажи поделок выручил весьма и весьма неплохую сумму денег. Вон, продуктов разных накупил и из одежды кое-что. Жаль, бизнес на этом не построишь. Пацан, продавший явно спёртые из дому артефакты — это нормально. Поиздержался мальчик, в карты проигрался или проспорил… с кем не бывает? А вот парнишка, регулярно таскающий на продажу отнюдь не дешёвые волшебные вещички…
Нет, можно было бы уничтожить доставучие свои невольные творения, но… Главный бич всех отшельников — скука. Если к одиночеству Том относился спокойно — он всю жизнь был один, сам по себе, то мириться со скукой было весьма непросто. В доме мадам Хелл даже говорящих портретов не было, не с кем словом перекинуться. А тут запнёшь хорошенько наглые тапки, чтоб о стенку смачно шмякнулись, отругаешь веник за лень, специально тайком рассыпав золу из камина по полу, прокатишься на взбрыкивающем диване, который так и норовит удрать из-под хозяйского зада — аж весело становилось! Ещё можно вести философские беседы с почтовой совой… На цитаты из утверждений Аристотеля она так забавно пучила глаза!
И всё время хотелось странного. Том не любил сладкое — не был он сластёной, теперь же без конфет, варенья и мёда жизни не мыслил. А как его достала эпопея с метлой! Неделю… целую неделю он спать не мог — снились полёты на метле. Ладно бы просто летал. Нет! Во сне Том от бладжеров удирал, такие фортели в воздухе выписывая, что просыпался от собственного визга, и ещё долго его подташнивало. Скажешь кому — засмеют, во сне укачало! Да он с детства высоты боялся! Если уж вздумалось бы ему летать, то научился бы без всяких ненадёжных палок с прутьями, сам по себе. Помнится, обязательные уроки по полётам на первом курсе с трудом сдал… А тут! Избавиться от навязчивого желания так и не получилось. Измучившись вконец, Реддл плюнул с досады, купил метёлку у старьёвщика — облезлую и расшатанную, привёл её в божеский вид и… после первого же полёта уснул как младенец, совершенно счастливым. Теперь летал каждый день по саду, получая от процесса несказанное удовольствие. Или вот ещё пристрастие к ночным прогулкам. Нет, чтоб спать, как все нормальные люди… Порой, в редкие минуты слабости, Том тоскливо сокрушался, что столь безрассудно захватил тело престранного мальчишки. Особенно, когда накатывало понимание, что добром для него это не кончится.