В те дни

Этот двенадцатилетний парнишка всегда в курсе всех событий, знает всё, что делается в мире. Откуда? Пётр говорит, что Серёжка день и ночь просиживает за самодельным детекторным приёмником, настраиваясь на московскую волну.

Беспокойный мальчуган, что и говорить! Одно только хорошо, Серёжка никому, даже матери, ни слова не говорит о том, что слышит. В этом отношении на него можно положиться. Нем, как рыба!

Это хорошо знают и члены нашей ячейки. Вот почему они вступаются за Серёжку.

— Бог с ним, пусть слушает… Рассказывай же дальше, что за задание.

Но я не уступаю. В конце концов, это грубое нарушение конспирации. Так никуда не годится.

— Нет! Ни слова больше, пока Серёжка здесь!

Пётр вытаскивает из другой комнаты упирающегося Серёжку. Вихры торчат во все стороны. Брови насуплены, в глазах одновременно насторожённость и безграничное любопытство.

Мы все принимаемся его уговаривать:

— Иди на улицу, поиграй… Охота тебе сидеть в душной комнате в такую погоду.

Серёжка ничего не отвечает. Он только дуется и сопит. Мне в голову приходит блестящая идея:

— Послушай-ка, дружок, — говорю я заискивающим тоном. — В «Сплендид-паласе» новый фильм идёт: «Франкенштейн». Интересный какой! Про искусственного человека. Хочешь пойти?

Хоть Серёжка смотрит на меня всё ещё косо, но чувствую: клюнуло! Он заинтересовался.

— Ну, хочу… — медленно выговаривает он. — А денег-то у меня всё равно нет.

— У кого есть мелочь?

Выкладываем на стол всё содержимое наших карманов. Тут целое богатство. Набирается не только на билет в кино, но ещё и на леденцы.

У Серёжки загораются глаза. Для солидности он ломается ещё немного, а затем, схватив картуз, исчезает. Все облегчённо вздыхают.

— Ну, рассказывай, — с нетерпением просят ребята. Я продолжаю:

— Сегодня ночью нашей ячейке предстоит расклеить плакаты с первомайскими лозунгами. Разделимся на две группы. Каждая группа получит свой участок. Тех, кто не может участвовать сегодня в практической работе, прошу сказать сейчас. Предупреждаю: дело связано с большим риском. На улицах, несомненно, будет много шпиков… Ну, ребята, кто не пойдёт на задание?

Все молчат. Внимательно всматриваюсь в лица, Пётр, как всегда улыбается. Этот пойдёт на любое дело. Чем опаснее оно, тем с большей охотой.

Костя смотрит на меня, словно укоряет за вопрос. Юрис, Андрей…

Да, все они пойдут обязательно.

А вот Ирма, как она? Пожалуй, не надо её брать. Она ещё очень молода. К тому же сравнительно недавно вступила в союз.

— Ирма! Тебе придётся…

Она вся вспыхивает и обрушивается на меня:

— …Остаться дома, да? И это говоришь ты, подпольщик, комсомолец! Выходит, ты только на словах за равенство женщины с мужчиной.

— Как тебе не стыдно!

Ирма прикусывает нижнюю тубу и возмущённо отворачивается. Приходится идти на попятную.

— Ирминь, да ведь ты ведала мне договорить. Я хотел только сказать, что тебе придётся идти в одной группе со мной. Ты ничего не имеешь против?

Выражение её лица сразу меняется. На нём появляется радостная улыбка.

— Что ты! Конечно, нет!

— Значит, идут все! Что ж, прекрасно. Давайте теперь обдумаем, как лучше выполнить задание…

Приступаем к делу. Нужно распределить товарищей по группам, раздать плакаты, условиться о месте встречи.

Ровно в час ночи я стою у третьеразрядного трактира. Отсюда рукой подать до улицы, где нужно начать расклейку.

Фонарь, висящий над входом в трактир, тускло освещает часть тротуара. Надо встать поближе к свету, иначе Пётр может не узнать меня в этом необычном наряде. На голове у меня старая широкополая отцовская: шляпа, на плечи накинут мокрый дождевик. Минут тридцать назад над городом пронеслась первая весенняя гроза, и дождь ещё не прекратился. Вот и Пётр. Из-под нелепого монашеского капюшона торчит один нос. Я узнаю Петра только когда он подходит вплотную.

Дверь трактира широко распахивается, и на улицу вываливается, несколько пьяных мужчин. Пьяных ли? Есть какая-то нарочитость в их бессвязной речи, расхлябанной походке…

Я шумно приветствую Петра:

— А, здорово, дружище! Ты куда? Может, выпьем по маленькой? Широким жестом показываю на трактир. И спрашиваю одними тубами:

— Всё в порядке?

— Да… — так же беззвучно отвечает мне Пётр и громко добавляет: — Э, нет, хватит на сегодня… Если только за твой счёт…

Разговаривая в таком тоне, мы постепенно удаляемся от трактира. Осторожно оглядываюсь. Пьяная компания пошла в другую сторону.

— Ты минут на пять опоздал, — говорю Петру. — Надо быть поаккуратнее в таком деле.

— Понимаешь, еле от Серёжки ушёл. В одиннадцать сам спать лёг и его уложил. Смотрю, заснул. Начал одеваться. И, представь себе, он тоже встаёт! Спрашиваю: куда? «С тобой, — говорит, — я знаю, вы сегодня плакаты клеить будете». Стал его уговаривать. Ни в какую! Пришлось хитростью взять. Пошёл будто на кухню, а сам выскочил за дверь и на ключ её… Ну и братец же мне достался…

Но мне некогда выслушивать его жалобы.

— Где клей?

— Здесь, недалеко. Я его спрятал.