В ТЕ ДНИ

Но когда выходим на центральную улицу, мне вспоминаются слова сторожихи. Действительно, в городе чувствуется необычное оживление. Взад и вперёд снуют автомашины городских заправил. Около префектуры и почты стоят полицейские, вооруженные винтовками – явление совершенно небывалое.

– Может быть, отложим, – обращаюсь я к Другу. – Не нравится мне этот спектакль.

– Вот ещё! – возражает Виктор. – Одним полицейским меньше или больше – какое это имеет значение. Раз взялись – надо довести до конца.

Мне ничего не остаётся, как согласиться с ним. Благоразумнее, конечно, сегодня ничего не предпринимать. Но попытаться можно. В конце концов, в любой момент смогу дать отбой, если замечу непосредственную опасность.

Подходим к зданию вокзала. Газетный киоск от нас метрах в ста. Толстый, усатый, как морж, киоскёр в белом фартуке дремлет, подперев кулаком голову, в своей фанерной будке. Невдалеке стоит унылый малый в засаленной шляпе. Разве только слепой не признает в нём филёра (филёр – полицейский агент, сыщик, шпик). Больше никого поблизости не видно. Нам, кажется, повезло.

– Давай, – тихонько говорю Виктору.

Сам останавливаюсь у витрины с различными дешёвенькими побрякушками и искоса наблюдаю за ним.

Решительным шагом Виктор подходит к киоску.

– Эй, хозяин, – будит он усача. – Дайте-ка мне эту… как её… «Известия».

Унылая фигура моментально преображается. Теперь у шпика удивительное сходство с охотничьим псом, застывшим при виде добычи. Киоскёр заметно удивлён.

– Вам советскую газету? – спрашивает он, видимо, желая убедиться в том, что не ослышался.

– Да, да, именно советскую, – громко подтверждает Виктор.

Пожав плечами, киоскёр начинает рыться в большом свертке газет. Но Виктор не ждёт. Кинув на прилавок мелочь, он быстро подхватывает лежащую поближе к нему «Яунакас зиняс», складывает её, засовывает в карман и, оглянувшись по сторонам, быстрыми шагами уходит в противоположную от меня сторону.

Шпик, как стрела, выпущенная из лука, бросается за ним в погоню. Виктор убыстряет шаг. Вскоре оба они исчезают из глаз.

Да, филёр сегодня будет проклинать свою судьбу! Виктор – отличный спортсмен, и бег на длинные дистанции – как раз его конёк.

Настаёт мой черёд. Подхожу к киоску. Усач с «Известиями» в руках, перегнувшись через прилавок, удивлённо смотрит вслед необычному клиенту.

– Потом досмотрите, папаша, – обращаюсь к нему. – Скажите-ка лучше, сколько у вас всего советских газет.

Киоскёр, быстро сообразив, в чём дело, широко улыбается.

– Вместе со вчерашними пятьдесят штук. Завернуть?

– Сделайте одолжение.

Уплачиваю десять латов и получаю объёмистый пакет.

– Здорово вы его провели, – подмигивает мне киоскёр. – И знаете что, – он склоняется над самым моим ухом, – если интересуетесь советскими газетами, то приходите в следующий раз к шести часам утра. Эти господа редко бывают к открытию киоска. Они обычно опаздывают минут на двадцать.

– Спасибо…

От газетного киоска направляюсь в Дубровинский сад. Там, в одной из боковых аллеек, как и было условлено, встречаю Виктора.

– Ну как? – спрашивает он. Вместо ответа показываю ему пакет. – А у тебя?

– Благополучно. Но знаешь, достойный противник попался. Неплохо бегает.

– Значит, всё-таки догнал тебя?

– Да я и не пытался убежать. Просто быстро шёл. Когда услышал за собой пыхтение, обернулся и спросил с участием: «Вам плохо, господин?» А он в ответ хрипит, задыхаясь: «Я… из… по… политической полиции… Газету сюда!» Пожал плечами, вынул «Яунакас зиняс» и подал ему. «Другую, советскую!», говорит. Я тут благородное негодование разыграл. Мол, честного человека оскорбляете и всё такое прочее. Дал себя обыскать. Он прямо зелёный сделался, когда понял, что промахнулся. Извинился передо мной, даже шляпу снял. Словом, я остался им вполне доволен. Не знаю только, как он мной.

Передаю Виктору газеты.

– Ночью дома не держи. Могут нагрянуть с обыском. Лучше всего спрячь где-нибудь в школе, а завтра после работы передай Лие и Суровому. И предупреди их, чтобы берегли. Через неделю пусть вернут все до единого экземпляра. Передадим газеты в уездный комитет – они нужны и на деревне.

Мне хочется ещё посидеть с Виктором, потолковать, помечтать о том времени, когда будем читать советские газеты не таясь, не скрываясь, а свободно, как полноправные читатели и граждане. Но надо идти. Мне нельзя поздно возвращаться домой. Я снимаю пустующую комнату для прислуги в семье зубного врача Лангсмана. Хозяева укладываются в двенадцатом часу и не любят, когда их беспокоят.

Уславливаюсь с Виктором о следующей встрече, и мы расстаёмся.

Когда я подхожу к дому, часы на ратуше бьют полдвенадцатого. Опять Лангсман будет ворчать.

Но хозяева ещё не спят. Дверь открывает сам зубной врач.

– У вас гость из Риги, – недовольным тоном говорит он. – Ждёт в комнате.

Гость? Из Риги? Неужели отец?

Быстро прохожу через кухню в свою каморку. Навстречу со стула поднимается старый знакомый.

– Силис!

Мы крепко обнимаемся. Вот уж действительно нежданный гость!