В те дни на Востоке

…Главное внимание генерал Ямада уделял северо-востоку, оберегая Харбин, Чанчунь, Мукден, которым угрожали войска дальневосточных фронтов. И меньше всего беспокоился о западе, полагаясь на неприступность естественных преград — Хинганские горы. Поэтому полк из бригады Хирота, перевалив хребет, не встретил ни одной японской части. Мстя за неудачи, постигшие бригаду, командир полка решил вступить с русскими в бой.

В долине, куда спускалась дорога, японцы заняли огневые позиции. Пока подходил полк Миронова, они окопались на пологих холмах, укрыли в тылу лошадей. Огонь не открывали до тех пор, пока в долину не спустился головной батальон. И тогда японцы обстреляли его, принудили залечь.

Полк развернулся по фронту, занял позиции на склонах, поросших кустарником. Японцы не наступали, ждали видно, когда русские подойдут ближе, так как артиллерии у них не было. Зная об этом, наши батарейцы открыли мощный артогонь и пошли в наступление.

В это время подъехал Арышев. В лощинке стояли десятки повозок, автомашины, походные кухни и палатка полковой санчасти. Справа и слева от дороги ухали пушки.

Оставив здесь ездового, Арышев со Старковым и Степным поспешили в свою роту. Со склона они увидели, как метрах в пятистах от них с холмов японцы вели ружейно-пулеметный огонь по цепи наступающих батальонов. Артиллеристы перенесли огонь за холмы. Наступающие с криком «ура» пошли в атаку. Японцы в разных местах начали выбрасывать белые флаги…

Арышев отыскал свою роту. Бронебойщики стояли тесным кругом, с обнаженными головами. Анатолий осторожно прошел сквозь ряды и среди лежащих на земле бойцов увидел Веселова.

— Костя… Друг ты мой бесценный, — прошептал он судорожно и, сняв каску, склонился над телом. — Кто же теперь закончит твою поэму?

Глаза Веселова были чуть приоткрыты. Казалось, он сейчас поднимет голову, улыбнется и заговорит. Только гимнастерка на левой стороне груди, набухшая кровью, говорила о том, что он уже не встанет.

Быков подал Арышеву сержантскую сумку.

— Просил вам передать.

— Еще что-нибудь говорил?

— Не успел.

Анатолий расстегнул карман гимнастерки Веселова, вынул залитый кровью комсомольский билет.

…За Хинганом опускалось солнце. В долину вползал седой туман, смешиваясь с пороховым дымом. Полк хоронил погибших товарищей. Около холма была вырыта братская могила (четвертая после города Маньчжурии). Арышев стоял у края, придерживая за локоть связистку Нину. Глотая слезы, девушка смотрела, как товарищи положили Костю на дно глинистого котлована, затем справа и слева укладывали его товарищей. Кончилось короткое ее счастье. Больше она не увидит Костиных смешливых глаз, не услышит его голоса, его стихов. Не сбылась их мечта — возвратиться после войны в Ленинград и вместе продолжать учебу.

С речью выступил замполит Дорохов.

— Сегодня мы хороним своих боевых товарищей, отдавших жизнь борьбе за освобождение китайского народа от японских поработителей. Мы пришли в Маньчжурию, как приходили когда-то в Болгарию наши прадеды, чтобы освободить братский славянский народ от турецкого ига. Болгары до сих пор чтут память о благородных делах русских людей. Не забудет своих освободителей и многострадальный китайский народ. Добрые дела живут в веках…

Тоскливо было во время ужина в роте бронебойщиков. Не было балагура Кеши Шумилова, не стало остроумного рассказчика сержанта Веселова. Но товарищи будут помнить их всю жизнь и при случае поведают о них друзьям и своим детям.

Арышев сидел в сторонке, просматривал Костину тетрадь. В конце записей прочел последнее стихотворение Веселова:

Когда-нибудь, средь светлых мирных дней,

Весной цветущей или поздним летом,

Мой друг, возможно вспомнишь обо мне,

Нечаянно найдя листочек этот.

Как наяву всплывут перед тобой

Крутые сопки и степные дали,

Хинган суровый и седой,

Где мы Китай освобождали…

Глава девятнадцатая

Примолк, затаился в страхе Харбин, ожидая дальнейшей участи. Тот, кто чувствовал за собой большие грехи перед Советской Россией, бежал из города.

Убрался в свое дачное местечко Какагаши атаман Семенов, потеряв надежду на обещанный японцами пост правителя Сибири.

Не удалось въехать в родной Благовещенск на белом коне вождю фашистского союза Родзаевскому. Вместе со своими приспешниками бежал он, надеясь пробраться в Центральный Китай к чанкайшистам.

Не остался в Харбине до прихода русских и начальник военной миссии генерал Акикуса — срочно вылетел в Токио.

Бессильны оказались власти Маньчжоу-Го, чтобы защитить их. Советские войска вышли к Желтому морю и замкнули в гигантские клещи всю Квантунскую армию. Со дня на день харбинцы ждали их. Много лет газеты и радио, офицеры и генералы внушали эмигрантам ненависть к советским людям, предавали анафеме церковнослужители. Теперь предстояла встреча с ними.