В те дни на Востоке

Кажется, еще отсрочена смерть, но надолго ли? Он знал, что живым его не выпустят. Кто же предал его?

В тот день Ван прибыл в Харбин, чтобы встретиться с русским товарищем. Вечером он отправился в Фудзядян. Недалеко от фанзы Ли-Фу, в которой они обычно встречались, его задержали двое японцев. Компрометирующего у него ничего не нашли, но на допросе почему-то заявили, что он — Баллудзюнь[10], шел на встречу с советским агентом, который будто бы уже арестован.

«Неужели выдал дядя Ли-Фу?» — думал Ван. Такого не могло быть. Дядя ненавидел японцев. Их палка не раз ходила по его спине. Скорее, то была уловка следователей — говорить при допросах, что им все известно об арестованном.

Но не таков был Ван Шин-юн, чтобы выдавать товарищей. Пусть погибнет один, зато остальные будут бороться с японцами и освободят от них родину…

В другой комнате допрашивали пианистку Красильникову. За столом рядом с японским офицером сидел Охотин, которого пригласили вести допрос русской «большевички». Перед ними стояла хрупкая светловолосая женщина в пенсне, со взглядом таким прямым и гордым, словно не ее, а она обвиняла.

— Рассказывай, зачем ходила к советскому консулу? — спросил Охотин.

— Чтобы получить разрешение на право вернуться в Россию.

— А зачем? Кто там тебя ждет?

— Там моя родина, там мои родители.

— Там живут красные бандиты, которым скоро придет конец.

— Неправда!

— Большевичка! — стукнул по столу Охотин. — Сколько платят тебе красные?

— Глупости. Я ни с кем не связана.

— А зачем сообщала советскому консулу? — Он взял со стола письмо и начал читать. — «Я не хочу больше жить в этой варварской стране, где царит беззаконие, где могут арестовать невинного и уничтожить без суда и следствия. Если бы вы знали, сколько погубили добрых людей японцы и их прислужники, русские фашисты».

Дальше Охотин не мог читать: широкий рот его перекосила злоба, и он проскрежетал зубами:

— Красная сволочь! Вместо того, чтобы благодарить правительство Маньчжу-Ди-Го, которое нам предоставило безопасное убежище, ты чернишь его! Неблагодарная тварь! Когда ты стала красным агентом? Какое выполняла задание? Говори!

Таисья Алексеевна смотрела в сторону, будто не слышала никого, она ни в чем не раскаивалась и ни о чем не просила.

— Сейчас ты у меня заговоришь, — свирепел «тигр». Он подошел и ударил ее по лицу.

У Таисьи Алексеевны подкосились ноги, но ее поддержал стоявший позади японец. Пенсне упало на цементный пол и вдребезги разбилось. С тонких губ по подбородку потекли струйки крови.

— Последний раз спрашиваю, будешь говорить? Сплевывая с губ кровь, она продолжала молчать.

— Ну хорошо. Коли ты не желаешь жить в этой варварской стране, мы отправим тебя в «приют».

Глава шестая

Темно-серая легковая машина, похожая на черепаху, бежала по гладко укутанной гравийной дороге. За машиной тянулся желтый шлейф поднятой пыли, прокаленной августовским солнцем. По сторонам дороги расстилались поля кукурузы, гаоляна, чумизы, на которых трудились китайцы в черных кофтах из дабы и в широких, как зонт, соломенных шляпах. Все здесь дышало свежестью, ароматами созревающих культур.

Семенов глядел на маньчжурские поля, но мысли его витали за пределами этой чужой страны. Он думал о том золотом времени, когда с помощью японцев будет создана новая империя Сибир-Го, правителем которой поставят его. Атаман торжествовал в душе, что японцы считаются с ним, посвящают его в свои военные секреты. Вот и сейчас Дои везет его на полигон, чтобы показать, как воздействует бактериологическая бомба на живых людей.

Около станции Аньда дорога проходила по равнине. Вдали виднелись земляные сооружения, обнесенные колючей проволокой.

У ворот полигона машину встретил японский офицер. Он просмотрел документы и указал, куда следовать. Шофер подрулил к легковым машинам и пристроился в один ряд.

Семенов оставил свою тросточку и довольно бодро шагал рядом с Дои. Он был в генеральском мундире, который одевал только при встрече с высокими японскими чинами.

Около бетонированных укрытий стояла группа генералов штаба Квантунской армии во главе с командующим Отодзо Ямада, невысоким, сухопарым. Обменявшись приветствиями с генералами, Дои с Семеновым стали слушать человека в белом халате, который что-то объяснял, показывая в центр полигона. Там Семенов увидел привязанных к железным столбам людей. «Сколько их? Один, два, три, четыре», — считал атаман.

К одному из столбов был привязан Ван Шин-юн. С изможденным лицом и вытекшим глазом, он гневно взглядывал на маячивших вдали японцев.

Метрах в пятнадцати от него у другого столба сидела пианистка Красильникова. В изодранном платье, с синяками и кровоподтеками, как не походила она на ту элегантную женщину, которая когда-то ходила к Пенязевым, занималась с Машей.