В тебе моя жизнь...

Она узнала не почерк, нет. Она узнала одно-единственное слово сперва, а уж потом каким-то внутренним чутьем догадалась, чья рука выводила эти строки. «D'aujourd'hui [562]». В написании слова были допущены две ошибки. Точно так же это слово было написано и в том письме, что Марина нашла среди вещей Анатоля, разбирая его вещи, согласно негласному правилу избавиться от одежды покойного. На том настояла Зорчиха, сама Марина не решилась бы сделать это да причем так скоро — спустя месяц после похорон. Именно тогда она и нашла эту короткую записку, что привела Анатоля в квартиру фон Шеля, заставила вызвать его на дуэль. Она смогла прочесть только верхние строки, повествующие о том, что сестра Анатоля вновь была в доме фон Шеля, тайно и без сопровождающего, что офицер поступил с ней неподобающим образом — разговаривал грубо, прогнал прочь. Марина тогда не стала дочитывать эту анонимку, а бросила ее в огонь, чтобы даже следа ее не осталось, а потом долго мыла руки, стремясь уничтожить любые следы, что могли остаться на ее пальцах от этой грязи.

Она знала только одного человека, что делал подобные ошибки в этом французском слове, и от осознания того, что автором той анонимки может быть этот человек, причиняло ей острую боль.

— Прости меня, — прошептала Марина и тут же решила, что непременно по возращении сходит на могилу супруга и повторит снова эти слова. Теперь, когда она ясно поняла, что за причина толкнула его броситься к фон Шелю в тот же миг в желании убить его, стереть с лица земли, она чувствовала горечь вины.

Как Анатоль мог не поверить этой записке, в которой говорилось об оскорблениях и обидах, нанесенных его сестре, ежели эта анонимка была написана ее собственной рукой? Неужели Катиш не догадывалась, что почерк ее знаком брату, ведь она сама писала ему из пансиона? Какая глупость! Какая неосмотрительная глупость!

— Она привела тебя к гибели. Тебя и его….

Теперь Марина поняла, зачем Анатоль упомянул Катиш в том последнем разговоре. «…Прошу тебя, скажи сестре, что она ни в чем не виновата, чтоб не смела винить себя….». Он знал, что анонимка пришла от Катиш, знал и просил ее снять груз вины с плеч сестры, что та будет ощущать ныне.

Теперь Марина понимала, почему горе и отчаянье ее золовки так велико, почему та едва не тронулась рассудком. Да что говорить, разве выправилось ее здоровье, если она до сих пор так кричит ночами? За ней постоянно ходит ее горничная, настолько в доме были перепуганы ее состоянием, не было бы греха.

Но почему-то в Марине не осталось и следа той жалости и того сочувствия, что она испытывала к сестре Анатоля до этого момента. Своей безрассудной горячностью она погубила две души, и Марина едва сдерживалась, чтобы не накричать на золовку, едва вернется… О, с каким бы удовольствием она бы отхлестала ее по щекам! Марина сжала крепко пальцы, изо всех сил борясь с той неукротимой злобой, что захлестнула ее ныне. Катиш привела на край многих людей своей вспыльчивостью, стремлением наказать, настоять на своем. Анатоль и фон Шель — мертвы, Сергей едва не расстался с жизнью, Арсеньев и другой секундант наказаны и лишены свободы — первый передвижения, а второй и вовсе полностью, заключенный в крепости. Стоила ли минутная вспышка ярости этого? Стоила ли собственных слез и горя? Стоила ли таких потерь?

Марине очень хотелось задать эти вопросы Катиш, взглянуть той в глаза и заявить, что она знает, почему состоялась эта дуэль, и кто подсказал Анатолю, где отыскать фон Шеля. Но по мере приближения к имению гнев Марины, охвативший ее душу, едва она узнала авторство той злополучной анонимки, сходил на нет постепенно, а визит нежданной гостьи и вовсе заставила ее ринуться на защиту золовки, чего она сама от себя никак не ожидала.

— Экипаж чей-то, барыня, — прокричал, подъезжая к дому, кучер, и Марина выглянула в окно, раздвинув шторки. Да, все верно, перед подъездом действительно стояла карета, судя по ее виду, наемная. Лакей помогал сойти из нее даме в черном, что быстро скрылась в доме.

— Ну-ка, подгони лошадей, — крикнула Марина кучеру. Ей стало любопытно, что за дама могла нанести визит им. Быть может, прибыл кто-то из знакомых, чтобы принести соболезнования? Но почему лично, а не в письме, как это делали остальные?

Игнат, встречая хозяйку на крыльце дома, не смог ответить, кто эта дама.

— Я как вас увидел, сразу же поспешил выйти. Она сейчас в малой гостиной, — Значит, прибывшая не из знатных, иначе Игнат провел бы в большую или в голубой салон. — Карточки не подала. Спросила сперва вас, барыня, а затем барышню. Ждет ныне, пока та приберутся и выйдут. Я пока прохладительные распорядился принести.