Конечно, он не спал. Смотрел при свете заглянувшей в окно луны на его совершенное лицо, растрепанные волосы, и так боялся его потерять, что сердце болело в груди. Помнил, как рвался через линию фронта, готов был идти пешком, развалить все к чертям, попасть под трибунал, умереть, лишь бы вырвать Баки, спасти, закрыть собой. Теперь, когда он мог защитить его.
Помнил их пьяные жадные ночи на фронте, когда они не могли оторваться друг от друга до самого утра, будто прорастая, сплетаясь намертво. И как он умер тогда, в итальянских Альпах, разорвался, как старая тряпка под уверенной рукой хозяйки.
И вот теперь он здесь, пройдя длинный путь в полтора года и еще в семьдесят лет, и он не имеет на Баки никаких прав. Потому что потерял когда-то их, поверив, не став искать.
Вытерев руки чистым полотенцем, он пошел на кухню, чувствуя себя неловко, будто в гостях у дальних родственников, которых видел в детстве и успел подзабыть.
Баки и Рамлоу целовались, тесно прижавшись друг к другу, терлись щеками, подставляли друг другу горло. Стив, сколько ни прислушивался к себе, так и не смог почувствовать ревность. Сожаление — да. Даже немного зависть, но не ревность. Баки было хорошо, это было видно, и он не хотел мешать. Уйдя в гостиную, он подкинул дров в камин и, видя, что поленница почти опустела, вышел во двор, утер запылавшее лицо чистым снегом и принялся искать сарай или дровяной склад. Он уже набрал приличную стопку наколотых дров, когда почувствовал лопатками пристальный взгляд.
— Рамлоу? — не оборачиваясь, спросил он.
— Ты помнишь, что обещал мне? — вместо ответа спросил тот, и голос его снова был хриплым, совсем не таким, как он говорил с Баки.
— Да. Делать все, что Соул скажет.
— Именно. Пока ты справляешься. Просто не забывай об этом.
Он ушел, тоже прихватив дрова, и Стив, заставив себя собраться, последовал за ним.
Баки подвинул к камину тот самый низкий стол и расставлял на нем миски с мясом, нарезанные овощи, вино в высоком кувшине, какие-то соусы. Увидев Стива, он улыбнулся, вытер руки о кусок чистой ткани и потянулся к нему, будто желая убедиться, что он настоящий.
— Елку чуть позже пересадит Ллулз, он знает в этом толк. Если заглянет Северус, можно будет попросить у него зелье для быстрой регенерации корней и заклинание для расширения пространства в кадке.
— Я попрошу, — пообещал Стив. — У него или у Гарри.
— У Поттера? — Баки выпустил его из объятий и удивленно вздернул брови. — Они все-таки вместе?
— Не уверен, но, думаю, все к тому идет, — улыбнулся Стив.
— Давайте поедим, сплетники, — насмешливо позвал Рамлоу, и они уселись на теплый пол. На улице стемнело, и в доме будто сами собой зажглись свечи. Их свет мягкими мазками ложился на волосы Баки, на шкуры, застилавшие пол пестрым ковром, отражался в глазах Рамлоу, который по-звериному чутко прислушивался к чему-то вне дома и периодически касался руки Баки, будто без слов говоря, что все в порядке.
Вино было терпким, отлично оттеняло жестковатое жареное мясо, и Стив пил его, как воду, и смотрел на них. На то, как они постоянно касаются друг друга: волос, колен, рук. Как без слов говорят друг с другом.
Они с Баки никогда не могли так. Стив все время будто сомневался в себе, в них, в своем праве называть Баки своим. Ревновал страшно, до удушья, до темноты перед глазами к каждой симпатичной дамочке, которой улыбался его Баки. К каждой возможности для него завести «правильную» семью и быть, как все.
Теперь он чувствовал только оторванность от него, одиночество и свою чужеродность тут, в этом домике в горах, выстроенном собственными руками этих двоих. И Стив сидел теперь с ними, отпивая терпкое вино, и даже не хотел забрать Баки себе, отбить его, отобрать, потому что совершенно ясно понимал, что ему нечего предложить своему бывшему любовнику, кроме себя, вечных проблем и тянущейся за ним по пятам войны.
Баки и Рамлоу убрали стол, собрали посуду, отмахнулись от предложений помощи, и устроились на пушистой шкуре у камина, глядя на весело полыхающий огонь. Когда Баки потянулся к Рамлоу всем телом, как когда-то тянулся к нему, Стив ушел в небольшую комнатку, отведенную ему как гостю. За темным окном снова тихо падал снег, и Стив изо всех сил старался не прислушиваться к звукам из гостиной: в деревянном доме, пронизанном магией, звукоизоляция была практически на нуле. Тут не от кого было что-то скрывать.
Когда раздался первый стон, Стив рванул раму окна, жадно дыша морозным воздухом, собрал в горсти холодный сухой снег и растер им лицо, гадая, будет ли слишком глупым выбраться из дома через окно и уйти, куда глаза глядят, прямо так: босиком, в штанах и футболке, когда из гостиной Баки позвал:
— Стив!
Позвал, сорвавшись на стон, задыхаясь, как от быстрого бега или любви, отчаянно, голодно и страстно. Дернул этим окриком к себе, за прочный канат, идущий от сердца к сердцу, позвал, принимая другого мужчину, отдаваясь ему.
— Роджерс, иди сюда, мать твою. Окно только закрой, — негромко позвал Рамлоу, зная, что он услышит.