В темно-синем лесу (СИ)

— Я Баки. Ты, пожалуй, единственный кто помнит, как меня зовут, да?

— Я когда-то перестал называть тебя Джеймсом, — тихо произнес Стив. — И буду звать тебя так, как тебе нравится. Соул… тебе подходит.

Баки улыбнулся и выпустил руку Брока, погладил его ладонь.

— Прости, — сказал он. — Сломал, да?

— До утра срастется, — Рамлоу убрал длинные волосы Баки за ухо и погладил его по гладко выбритой щеке. — Не психуй, все хорошо. Роджерс не сердится.

— Мне не на что, — заверил Баки Стив. — Мы куда-то собирались?

— Да. Пойдем, — Баки поднялся и собрал глубокие миски, из которых они ели, в стопку и отнес на кухню. Потом натянул всю ту же странную одежду: свободные штаны из мягкой кожи коротким мехом вовнутрь и такую же, как у Рамлоу, куртку-рубаху. — Это оленья шкура, — правильно понял его вопросительный взгляд Баки. — Очень теплая. На крайнем севере из нее шьют почти всю одежду. Можно хоть на голое тело надеть, и будет тепло, почти жарко. И движений не стесняет. Я не хожу босиком, — он достал откуда-то снизу мягкие сапоги из той же кожи. — Здесь почти натуральное хозяйство с поправкой на магию. Мой волк — хороший охотник, — он улыбнулся светло и чуть грустно. — А я почти все могу делать руками. Дом вот мы вместе построили. При небольшой помощи мага. Несколько скрепляющих и утепляющих заклятий.

Стив слушал, представляя, как Баки и Рамлоу вместе строят дом, в котором смогут быть вместе. Как враг… бывший дает Баки все то, чего когда-то не смог Стив: возвращение с войны, общую крышу над головой, защиту и покой. Рамлоу, похоже, ничего не требовал у него взамен, легко принимая странности, изменения. Не требовал помнить, чего наверняка не смог бы Стив.

Стив не подозревал в Рамлоу столько терпения, всегда считал его человеком резким, жестким, даже жестоким, и был, наверное, прав. Просто он никогда не входил в круг тех, кого тот считал своими.

Они шли по очищенной от снега тропинке куда-то к лесу и молчали. Баки заплел волосы в косу, и выглядел как-то непривычно, ново. Стив любовался его плавными движениями, осанкой, какой-то естественностью, с которой Баки вписывался во все это: в зимний горный лес, в уют деревянного домика на отшибе. Как естественно гордился «своим волком», будто… индейский шаман своим тотемным зверем. И как Рамлоу позволял ему это, как позволял ему, видимо, все.

Стив никогда бы так не смог, наверное. Привести в дом того, с кем когда-то был близок любовник. Позволить тому остаться, отпустить куда-то с тем, кому не можешь верить. Наверное, все дело было в том, что Рамлоу верил самому Баки. Неэгоистично ставил его выше себя.

Имел то, чего всегда не хватало Стиву — умение жертвовать своим личным не только на благо Родины. В личном как раз он жертвовать не умел. Баки когда-то погиб из-за того, что Стив не нашел в себе сил с ним расстаться. Отослать куда-то на менее опасный участок, подальше от себя — вечного острия атаки.

Что Стив мог дать Баки сейчас? Так и не закончившуюся войну? Вечное противостояние горстки супергероев остальному миру? Кровь, боль и холод винтовки в руках?

— Прости меня, — только и смог произнести он, стоило Баки остановиться у невысокой елки. Они стояли по колено в снегу — тропинка давно кончилась, и теперь вокруг стояла блаженная, абсолютная лесная тишина, наполненная лишь редкими вскриками птиц и едва слышными шорохами осыпающегося с веток снега.

Баки обернулся и, стянув перчатку с живой руки, нежно коснулся его щеки теплыми пальцами.

— Ну что ты, — с нежностью произнес он. — Ты так долго был моим светом, а сейчас я почти забыл, как слеп от твоего сияния. Тебе не в чем себя винить.

Стив не заметил, как уткнулся лбом Баки в плечо, как не замечал катившихся по щекам слез, первых, жгучих, настоянных долгие десятки лет — с тех самых пор, как он пил в полуразрушенном баре, не чувствуя вкуса и блаженного забытья, не стесняясь слабости, не ощущая сил жить дальше.

— Как я скучал по тебе, — вырвалось у Стива. — Как я по тебе скучал.

— Я здесь. С тобой. Можешь оставаться, сколько хочешь.

— А Рам… Блэкки? Я не хочу ничего разрушать, — Стив отстранился, чувствуя, как замерзают слезы на ресницах. — Я всю жизнь только тем и занимаюсь. И больше не хочу. Не с тобой. Больше нет.

— Любовью нельзя ничего разрушить, Стив, — Баки стер влагу с его щек и облизал палец. — Разрушает только ненависть. К сожалению, я слишком поздно это понял. Мы с Блэкки поняли. Поможешь мне уговорить елку?

— Что?

— Раз ты с нами, у нас должна быть рождественская ель. Друиды говорят, что, прежде чем отнять жизнь… любую, — на лицо Баки набежала тень, но тут же исчезла, — нужно объяснить ей, почему ты не можешь иначе.

— Блэкки извиняется перед оленями? — Стив не мог себе представить извиняющегося Рамлоу, а потому лишь недоверчиво хмыкнул.

— Блэкки — волк. Он часть этого мира, он отнимает, потому что сильнее. А человек — инородный элемент. Он только разрушает. Зачастую даже не замечая этого. Не потому, что хочет жить, а просто так. Потому что может. Ради прихоти или забавы.