Боец оттолкнул Смирнова и хотел бежать дальше, но Николай дал короткую очередь ему в спину. Боец выронил винтовку из рук и повалился на землю.
– Застрелю каждого, кто не остановится! – хрипел Смирнов, стирая кровь с разбитого лица. – Застрелю!!
Он снова выстрелил в спину пробегавшего мимо красноармейца. Тот обернулся и, шатаясь, направился в сторону лейтенанта, но, сделав несколько неуверенных шагов, повалился ему под ноги. Чья-то пуля сбила с головы Николая фуражку: кто-то явно стрелял в него, стараясь устранить внезапно возникшую преграду.
Он застрелил еще одного, прежде чем бегущие красноармейцы стали останавливаться; но в этот момент здоровенный детина, вскинул винтовку и выстрелил ему в голову. Пуля обожгла щеку. Смирнов нажал на курок автомата и стрелявший в него повалился мешком на землю…
Толпа остановилась. Новый страх, опасность, возникшая там, где искали спасение от смерти, по-иному ошеломила дрогнувших людей. Наконец до их сознания дошло, что внезапно выросший перед ними командир с окровавленным лицом может перестрелять их, когда до спасения остались считанные сотни метров! И эта опасность была столь реальной и осязаемой, что красноармейцы сначала остановились, а затем залегли на склоне высоты.
– Кто еще хочет отведать свинца? – снова захрипел Николай, перезаряжая автомат. – Всем в окопы! Занять оборону!
Бойцы, повинуясь команде лейтенанта, начали быстро занимать огневые позиции.
***
Где-то недалеко, за лесочком, урчали немецкие танки. Иногда до слуха Смирнова доносились хлопки минометных выстрелов. Гитлеровцы били по переправе, точнее, по войскам, которые стремились быстрее переправиться на тот берег, и не атаковали высоту, что оставалось загадкой для Николая. В небе показалась эскадрилья немецких пикирующих бомбардировщиков.
– Воздух! Воздух! – заорал кто-то из бойцов.
Красноармейцы замерли в окопах.
«Сейчас начнется!», – подумал Николай, услышав завывающий звук гитлеровских самолетов.
От воя немецких бомбардировщиков кровь стыла в жилах. Первые же взрывы заставили вздрогнуть землю; затем она, как живая, начала двигаться под телами прятавших от бомб людей. В этот миг по позициям роты ударили немецкие минометы. Все слилось в единый нескончаемый гул и грохот. Один из бойцов испуганно вскочил на ноги и моментально повалился на дно окопа. Осколок немецкой мины снес ему половину черепа. Кто-то пытался отползти назад, тщетно стараясь покинуть проклятую Богом высоту. Немцы били, не останавливаясь, стараясь перепахать все, что находилось на высоте…
Смирнов сидел на дне окопа, то и дело, вздрагивая от падающих ему на голову комьев земли, и глядел на часы: артподготовка немцев шла уже около пятнадцати минут.
«Всего пятнадцать минут, а кажется, прошла вечность!», – подумал он.
До захода солнца оставалось еще более двух часов. Небо пестрило легкими серебристыми облаками, и казалось, что этому летнему дню не будет конца. Неожиданно, все стихло. Николай поднялся на ноги и, приложив к глазам бинокль, стал рассматривать дорогу. В оседающей от взрывов пыли, нависшей над дорогой, появились серые фигуры немецких солдат, медленно двигающихся в сторону высоты. Смирнов торопливо отпил немного воды из фляги, чтобы прогнать через сухое горло скопившуюся в нем слюну, и окинул взглядом позиции роты. То, что он увидел, испугало его. Многие окопы были разбиты минами, другие оказались просто пусты.
«Где люди? – спрашивал он себя. – Неужели погибли или сбежали во время налета?!»
С нарастающим напряжением он следил за приближающейся немецкой колонной. В бинокль отчетливо просматривалось, что колонна была пешая. Немцы шагали уверенно, будто оказались не на войне, а на учениях! Впереди колонны шли два офицера. Один держал в руке фуражку, которой размеренно помахивал в такт шагам. В петлицах кителя поблескивали серебристые молнии.
«Вот они какие, эсэсовцы, – подумал Николай. – Все, как на подбор, рослые, здоровые ребята, привыкшие к победам».
Офицеры увидели развороченные взрывами окопы, трупы убитых солдат и стали что-то весело обсуждать, указывая рукой на позиции роты.
«Весело вам, гады! – со злостью подумал Смирнов. – Сейчас посмотрим, на что вы способны!»
Чем ближе подходили эсэсовцы к позиции Николая, тем тревожнее становились лица офицеров. Тот, что шел с обнаженной головой, надел фуражку и надвинул ее покрепче на лоб. Было тихо, лишь стрекот кузнечиков звенел в разогретом солнцем воздухе.
«Пусть подойдут поближе! – успокаивал себя Смирнов. – Пусть еще немного порадуются своей победе!»
Из ближайших кустов вылетела сорока и, треща, рванулась к лесочку. Николай отчетливо видел, как вздрогнул офицер, испуганно втянув голову в плечи.
***
Николай, не отрываясь, смотрел на немецкую колонну, приближавшуюся к его окопу. Заходящее солнце не давало бликов, которые бы могли выдать огневую позицию. Колонна росла буквально на глазах и походила на какую-то ужасную тварь, выползающую из дорожной пыли. Зрелище было жуткое; и сердце Николая тревожно забилось, а на душе стало тоскливо.