– Беспокоит меня судьба 2-ой ударной армии, – добавил Мерецков. – Армия совершенно выдохлась. При нынешних ее возможностях, Власов не может ни наступать, ни эффективно обороняться. Коммуникации армии находятся под постоянным обстрелом немецкой артиллерии и авиации. Немецкие летчики гоняются за каждой машиной, за каждым бойцом. Вы представляете, товарищ Сталин, там всего один узкий коридор, который то, открывается, то снова закрывается. Противник неоднократно перерезал его, последний раз это произошло неделю назад. Если ничего не предпринять, разразится катастрофа, товарищ Сталин!
«Все-таки, употребил это нехорошее для вождя слово! – укоризненно подумал Василевский, едва заметно покачав головой. – Неисправимый лирик! Всегда у него особая точка зрения. Опасно живешь, Кирилл Афанасьевич!»
– Там теперь у вас 2-ой ударной Власов командует? – уточнил у него Маленков.
– Уже не у меня, товарищ Маленков, у генерал-лейтенанта Хозина.
– Тогда положение, не такое уж безрадостное, – обрадовался Маленков и посмотрел на Сталина. – Думаю, Власов сумеет наладить дело.
– Делу помогут только свежие силы и соответствующие резервы, – не согласился Мерецков. – Как бывший командующий фронтом, знающий обстановку на месте, прошу не брать оттуда шестой стрелковый корпус. Нужно укрепить им вторую ударную. Если по каким-либо причинам сделать этого нельзя, армию Власова необходимо незамедлительно отвести из этих болот на укрепленный нами плацдарм по линии шоссейных дорог Новгород – Чудово. Прошу поверить в мою искренность и военный опыт!
С тех пор, как Мерецков принялся докладывать, Сталин не произнес ни слова. Теперь он поднялся и начал ходить по залу. Все молча, ждали реакции вождя.
– Товарищ Мерецков напрасно нервничает, – тихо произнес Сталин. – Никто из нас не сомневается ни в его искренности, ни в боевом опыте, которым товарищ Мерецков, бесспорно, обладает. Но он напрасно думает, что только ему близки интересы 2-ой ударной армии. Мы считаем, что здесь находятся люди, которым дороги интересы каждого фронта, каждо
В зале повисла напряженная тишина…
– Есть предложение принять к сведению сообщение товарища Мерецкова и отпустить его к новому месту службы…
***
Михаил Семенович Хозин нервно ходил по кабинету, то и дело, бросая взгляд на карту, висевшую на стене. Сейчас он отчетливо понимал ситуацию, заложником которой стал по доброй воле. Ему хотелось прославиться, но до настоящей славы было не ближе, чем от земли до солнца! Где-то за окном, не переставая, ухала немецкая артиллерия. Нужно было что-то предпринимать; но что, он не знал…
Хозин остановился и отрешенно посмотрел в окно. Тяжелые мысли не давали ему покоя. Теперь оставалось только гадать, что ждет его в ближайшем будущем за столь легкомысленное обещание Сталину без дополнительных резервов снять блокаду Ленинграда. 2-ая ударная армия Власова, по-прежнему пытавшаяся взять Любань, была ударной лишь по названию! Весна все сильнее заявляла о себе. Снежные дороги окончательно разрушились; колонные пути, проложенные через болота и лесные массивы, стали непроходимыми. Все это срывало снабжение войск и исключало любой маневр внутри «мешка»…
«Разве может армия, лишенная возможности передвигаться, оставаться боеспособной? – уже в который раз прикидывал Хозин. – Конечно, нет. А разве, ты сам этого не знал? Что теперь ты скажешь Сталину?! Глупо, все глупо! Хотел щелкнуть Мерецкова по носу; теперь жди, когда тебя самого щелкнут!»
После отъезда Мерецкова в Москву он сразу же приказал командующему 59-ой армией перейти к временной обороне.
«Необходимо расширить горловину и тем самым попытаться обезопасить армию Власова от полного окружения! – размышлял Хозин. – Почему рушатся все мои планы? Немцы, по-прежнему, накапливают резервы и усиливают свои позиции, сосредоточивая их по флангам. Только дурак не поймет, для чего это делается…»
Он снова посмотрел в окно.
«Ясно одно, требовать от 2-ой ударной армии вести наступление не только бессмысленно, но и опасно!»
Хозин поднял трубку и вызвал к себе начальника штаба.
– Отдайте приказ Власову – с тридцатого апреля перейти к обороне!
– Товарищ командующий, только что получено сообщение о том, что немцы атакуют наши войска, обороняющие станцию Еглино…
Лицо Хозина побледнело. Потеря станции могла негативно отразиться на положении армии, ведь именно через нее шло снабжение фронта.
***
Силы были неравными. Станцию обороняли тридцать красноармейцев, против которых немцы бросили батальон пехоты усиленный танками. Смирнов с остатками своей роты прибыл на станцию для получения боеприпасов. Два их грузовика были разбиты первыми же выстрелами танковых пушек. Огонь немецких пулеметов не давал возможности поднять голову. Николай с трудом перекатился к стене, в которую тут же ударили пули. За ворот его гимнастерки посыпалась штукатурка, немецкая пехота уже бежала навстречу, поливая из автоматов все, что было способно двигаться. Смирнов вскинул автомат и дал очередь по гитлеровцам. Несколько человек упали, а остальные залегли и открыли шквальный огонь по зданию.