В тени аллей

— Я ненадолго, давай поговорим, вспомним наши прошлые годы. Тогда ведь хорошо было! Мы были молоды и полны сил.

— А эта ― женщина, твоя подруга случайно не Людмила? Я не присматривался, могу и ошибиться, ― спросил я.

— Да нет! Людмила года два назад умерла от рака. А это та девушка, которую ты однажды вместо меня проводил по ошибке. Она живет здесь, в Щурово недалеко от лесничества.

От Наташи я узнал, что замуж она не вышла, отправившись работать после техникума по распределению, нагуляла дочь и в девяностые годы вернулась домой в Щурово к отцу и матери.

Затем, назло мне она попыталась пристроиться в Москве, для чего разыскала попутчицу, с которой ехала ко мне в поезде и помогла той дотащить до дома вещи. Женщина не осталась безучастной поводила ее по заводам. Но Наташу на работу так нигде и не взяли.

— Мне бы дуре потерять паспорт и взять другой чистый ― о том я узнала очень поздно: добрые люди подсказали. А вот сама не догадалась. Запись в графе дети закрыла мне доступ в столицу. А то жила бы где-нибудь недалеко у тебя под боком. Да видно не судьба. Вот так! ― выждав небольшую паузу, женщина взглянула на меня и продолжила: ― Это сейчас можно свободно приезжать, уезжать….

— Да! Да! Сейчас Москва у нас стала резиновой, ― ответил я: ― Едут все, кому не попадя, особенно много работников из бывших республик. Даже анекдот придумали: «Один узбек звонит домой, и жалуется родителям, что район ему достался плохой ― многовато русских. Вот мой товарищ тот вообще прекрасно устроился, куда не пойди повсюду свои люди!».

Наташа засмеялась и принялась выспрашивать о моей жизни. Я рассказывал ей о жене, о детях, внуках и всматривался в лицо. Она тоже нет-нет и бросала на меня взгляды. Нам было что вспомнить.

— Я вот все хочу у тебя спросить: ради этого и пришла, уговорила свою подругу. Одной как-то неудобно было. Ты ведь тогда, в далекие восьмидесятые годы, был готов на мне жениться, ― нам помешал твой отец, так? ― помолчала, затем, бросив взгляд снова продолжила: ― Или еще кто-то? ― женщина в ожидании ответа, вдруг заерзала на диване.

— Да нет! Хотя если бы он был жив, мы могли с тобой подойти к нему и обо всем спросить, но он уже дано умер. Однако, что я скажу: отец был двумя руками за нашу с тобой свадьбу. Правда, это было до того, когда ты вдруг пошла с моим братом Федором. А вот после он был согласен одобрить брак с тобой только Федора и никого более. Но ты же его не смогла уломать и повести, как говорят, «под венец». Я не знаю, что у вас тогда в Гомеле произошло. Из-за чего он тебя неожиданно оттолкнул. Думаю, ты сама в том виновата!

Женщина, поправила прическу, хитро взглянув на меня вдруг сказала: ― Ну да, сама. А ты и твой брат Федор поматросили со мной и бросили, а я ведь судьбой предназначалась тебе и никому более! Я в том просто уверена. Не раз размышляла. Все о том говорит, все! ― и женщина замолчала. Я тоже сидел и не предпринимал ни каких действий, затем не выдержал:

— Может, я все-таки сделаю кофе? ― Наташа никак не отреагировала, и я тут же подхватился, перед тем как рвануть на кухню, чтобы занять ее досуг, забрался в шкаф и снял с полки одну из своих первых книг:

— На, полистай! Я быстро! Пять минут, не больше.

Долго, я не возился: достал из сушилки чашки, поставил их на поднос, затем ложечкой рассыпал по ним из пакета растворимый напиток, после чего залил из термоса горячей водой и появился в комнате. Наташа, увидев меня, ― она листала мою книгу, ―не удержалась и задала вопрос:

— А ты свое детское увлечение так и не забросил? Правда, тогда ты стихи писал, даже песни, бренчал на гитаре, а сейчас, что, перешел на прозу? Наверное, это было чем-то вызвано?

— Да! Моими детьми. Дочь, а после и сын очень любили по вечерам, глядя на ночь, перед сном слушать мои истории. Я увлекся сочинительством и представь, до сих пор занимаюсь, пишу не только для детей, но и для взрослых. Эта книга, ты, наверное, заметила, посвящена моей матери.

Я поставил поднос на журнальный столик у дивана и подал женщине чашку, затем взял и свой кофе:

— Здесь в книге о тебе ничего нет! Но там много событий того времени, когда мы были молоды и нам хотелось любить. Хотя любить можно в любом возрасте, всегда, и никогда не поздно.

— Да это ты хорошо сказал. «Никогда не поздно».

Глотая неторопливо кофе из чашек, мы продолжили наш прерванный разговор. Я, помня ее последние слова о том, что судьбой был предназначен ей, попытался Наташу разубедить: