В тени аллей

Я слышал от друзей один анекдот: мужик вырвался пораньше с работы, прибежал домой, открыл дверь, глянул, в постели двое занимаются любовью, подумал, что это его жена с любовником. Недолго думая, он бросился на кухню, схватил с плиты стоящую на огне сковороду, прибежал и со всей дури огрел ею мужика, лежащего наверху, по голой заднице, затем выскочил из квартиры и бросился вниз по лестнице. Навстречу ему поднимается жена. Ты куда? Там твой брат с женой приехали в гости. Я вот с магазина. Все купила. Пошли домой.

Так и тут. Могло быть что-то подобное? В постели находилась его жена с другом? Что если он ошибся?

Я ведь отдал Наташу брату Федору не сразу. Долго не верил тому, что произошло. Я, как мог, фантазировал, придумывал себе в голове разные сюжеты, ждал, что девушка придет ко мне, и мы помиримся. Однако мне в отличие от отца было намного легче справиться со своими эмоциями. Наташа не была мне женой. Ушла, ну пусть катится. А еще рядом со мной находилась Людмила, она меня любила. Я читал ей свои стихи и получал от девушки не только восторженные реплики, но и поцелуи. А у отца все было иначе.

Отец был очень зол, не раз рисовал себе способы как он расправиться и с женой, и с другом. Друга можно было подстрелить при патрулировании территории, занимаясь обходом, так называемых опасных участков, где случались нападения на солдат. Одним из них был парк, в тени аллей, которого он любил гулять, и где ему приходилось нести службу. В нем, в темноте легко было получить пулю в лоб. Молодой Володя, возможно, представлял, как он скажет своему товарищу: «я отойду, мне нужно до витру, помочиться», ― затем в темноте забежит вперед и пальнет из трофейного Маузера, ― он был известен лишь только другу и более никому, ― после чего оружие сбросить. Он, возможно бы и претворил этот свой план в жизнь, но стоило ему отойти к огромному дубу, прижаться к нему, как тут же через минуту-другую раздались выстрелы. Друг был смертельно ранен, он погиб у него на руках.

Нельзя думать и рисовать себе в голове планы возмездия, что если они однажды могут исполниться, и тогда жить и мучатся, кричать в исступлении: ― «Я, я не хотел… я не хотел…». Хотел! Вот оно ― случилось, ― забирай!

Бравый солдат Володя, победитель в войне после гибели друга устал, потерял желание жить. Что-то подобное с ним случалось вовремя войны. Он тогда неожиданно отключился, впав в странную летаргию, двое суток мешком валялся на повозке рядом с минометами. Его будили и не могли добудиться. Сейчас положение было другим: тело двигалось, но не хотел работать мозг, отключился. Пули его не брали, хотя он многих солдат своей части не раз подменял при патрулировании за трофейные сигареты, за пайку спирта или же бутылку самогона. Наверное, тогда солдат Володя решил, уйти из армии ― демобилизоваться. Родной дом только он мог его спасти. Наслаждаться шикарным старинным парком он уже не мог. Кто-то из служащих штаба, видя его апатию к жизни, не удержался и подсказал: «А ты напейся и покажись на глаза высшего начальства». Он так и сделал. Ему тут же влепили десять суток ареста, затем быстро разжаловали до рядового и через какое-то время отправили в запас. Демобилизованный торопливо собрал вещи и уехал на родину.

Мог молодой Володя после всего произошедшего оставаться мужем этой женщины, может даже ни в чем и не виновной? Нет, нет и нет! Не оттого ли он, приехав на родину, ― домой, постарался, насколько это было возможно, обо всем забыть, или же хотя бы на время вычеркнуть горестное событие ― гибель друга, из головы. И у него получилось. На ярмарке, из слов матери она неожиданно попалась ему на глаза. Девушка попыталась спрятаться в парке, не получилось. «Мы начали встречаться. Я, не торопилась. Было желание приглядеться, а уж, затем…, но он настоял. Мне как женщине пришлось смириться».

Мне понятна эта торопливость молодого Володи. Погиб фронтовой друг. Его невозможно было вернуть. Погиб не только из-за него, но косвенно и из-за женщины. Не хотел отец ни дня оставаться зависимым от прошлого, схватив Надежду за руку, торопливо бросился в ЗАГС и тут же зарегистрировал свои отношения, хотя подобно своему брату Марку мог бы жить и без оформления брака. Многие так тогда жили и ничего.

Мой отец не верил бывшей жене и считал ее косвенно виноватой в трагедии, разыгравшейся в парке. Во время приездов в Щурово с Украины этой его самой дочки ― уже взрослой женщины он не был с нею близок и всегда сторонился, однако не препятствовал нам детям с нею общаться.

Мне запомнился один момент, Тоня, пыталась найти свое сходство с отцом, долго наблюдала за ним, а затем сообщила: «У нас глаза похожи». Однако, когда она уехала, не знаю, кто из нас детей, не буду придумывать, сказал: «Так уж и похожи? У нее они темные, а у отца светлые».

За всю свою жизнь отец, видя Тоню, ни разу не заикнулся о том, чтобы побывать во Львове, не испытывал желания, а может попросту боялся прошлого. Ничего хорошего в нем не было.