Читаем В тени аллей полностью

— А еще после войны неохотно брали замуж и, так называемых, полковых жен, прошедших фронт, ― дополнил Федор.

Мы замолчали и принялись закусывать, затем после небольшой паузы Александр продолжил:

— Наш родитель закончил семь классов, ― ему это в будущем очень помогло, он, перед тем как попасть на передовую, был замечен и отправлен на обучение в полковую школу. ― Значит, что же получается, ― подключился я, ― наши земли освободили осенью сорок третьего года, затем отец месяц-другой учился на минометчика и уж только после попал на войну, как я знаю, он на фронте, был наводчиком, а затем даже командиром расчета.

— Да, все так, наверное, и было, ― сказал Александр и предложил выпить за отца и его друзей. Он не поленился и достал из кармана принесенное им фото. На нем было несколько человек в военной форме. Возможно, рядом стоял и его друг, тот в смерти, которого отец считал себя виноватым.

Затем мы вспомнили о том, что их часть после успешного завершения военных действий, так как они входили в состав Второго Украинского фронта, была отправлена на Украину и расположилась во Львове. Солдат «стариков», хотя этого понятия тогда не существовало, лучше сказать старослужащих, участвовавших с самого начала боевых действий, мобилизовали, призвав новобранцев. Наш отец по ряду причин был оставлен служить. Наверное, оттого что он имел офицерское звание и не подлежал демобилизации, а еще ― боевой опыт.

— Да-а-а! ― буркнул вдруг себе под нос Александр: ― Что-то давно с Украины не приезжала наша старшая сестра Тоня? ― Брат отчего-то вспомнил девочку, однажды появившуюся в Щурово со своей матерью.

Тут же, не удержавшись, влез младший брат Федор, ехидно болтанув:

— Наверняка Семена боится!

— Да, ― ответил ему Александр, ― Только откуда тебе это знать, тебя тогда и в помине еще не было.

Мне было стыдно за то, что я в первый приезд своей старшей сестры загнал ее на большую навозную кучу у сарая. Мы уже давно помирились, и Тоня не раз после того случая бывала в Щурово, одна и вместе с мужем, и даже привозила своих двоих сыновей. Я виделся с ней, разговаривал. Правда, мать ее уже за руку не держала. Наверное, смирилась и претензий, к оставшемуся в прошлом солдату Володе, не имела. Иначе бы и ее дочь Тоня не отважилась однажды вместе с семьей приехать ко мне в гости в Москву, а затем отправиться и к сестре Анне в Кемерово. Тоня была знакома и с нашей двоюродной сестрой Любой, и с ее дочерью из Донецка. Было время, они часто приезжали в Щурово. Мне неизвестно: ездила Тоня к ней в Донецк или же нет? Хотя не раз обещала побывать у нее в гостях.

Федору не следовало приплетать нашу старшую сестру, но разговор о ней помог Александру вспомнить, что он однажды был у нее в гостях и ему запомнился большой старинный парк.

— Он намного больше нашего, гектар десять, а то может и все двадцать, ― сказал неуверенно брат, ― Правда и город о-го-го какой. Не сравнить с Щурово. ― Затем Александр сделал паузу и добавил: ― Я, думаю, что отец намерен был остаться на Украине и служить в армии дальше, хотя бы только из-за этого парка, понравился он ему, не иначе.

Я тоже взял слово и сообщил, что наш дед Иван Павлович тоже, прежде чем вернуться на малую родину много лет прожил в Борщевке ― это в Белоруссии, народил там со своей первой женой восьмерых детей и возможно жил бы там до конца своих дней, если бы она не умерла от аппендицита. Что можно сказать об этом старообрядческом поселении? Оно славилось своим старинным парком. И этот парк был деду люб.

— Отца во время службы во Львове, ― перебил Александра Федор, ― я так думаю, кроме парка, задержал еще и взгляд черных глаз девушки-хохлушки, ― он, наверняка ее заприметил, патрулируя с нарядом солдат в тени аллей. Наша тетка Ира, старшая сестра отца, замуж вышла за солдата, и он ей встретился ни где-нибудь, а в старинном парке посада Щурово. Лучшего места для встреч молодых парней и девушек просто не придумаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее