В тени баньяна

Рядом с нами крестьянин волочил на веревке свинью. Обезумев от страха, животное визжало, будто его резали. Чуть поодаль желтый «Фольксваген Жук» едва увернулся от копыт лошади – та встала на дыбы, испугавшись неожиданного гудка. Крепко держа руль, папа вел машину сквозь толчею. Мы продвигались на несколько дюймов за раз. Когда мы только отъехали от дома, папа рассказал, куда мы держим путь: доберемся до эстакады Кбальтноль и встретимся там с дядей и его семьей. Папа с братом договорились заранее: если что-то случится, ждать друг друга у эстакады. Оттуда мы поедем в наш загородный дом в Киенсвае. На словах все казалось легко, а на деле даже небольшой перекресток превращался в непреодолимое препятствие. Да что там перекресток! Иной раз даже по прямой приходилось ехать с невероятными усилиями.

Бабушка-королева стала причитать. Она просила папу развернуть машину, хотела вернуться домой, но, разумеется, пути назад не было. Повсюду разгуливали солдаты Революции, в черном с головы до пят, как тот парень, что ворвался к нам. Размахивая винтовками, они требовали, чтобы все покинули город. Целыми семьями люди высыпа́ли на улицу. Они тащили чемоданы, набитые вещами, прижимали к себе корзины с посудой, табуреты, ночные горшки. Одна женщина несла на плечах бамбуковое коромысло с двумя корзинами: в первой сидел ребенок, из второй торчал примус с водруженным на него котелком риса, готовым в любой момент опрокинуться на землю. Вдоль дороги ковылял босиком слепой нищий старик с клюкой и чашей для милостыни. Старик на ощупь пробирался сквозь людскую массу. Никто не подал ему милостыни. Никто не пожалел его. Никто даже не посмотрел в его сторону.

– УЕЗЖАЙТЕ ИЗ ГОРОДА! – раздавался рев из рупоров. – АМЕРИКАНЦЫ БУДУТ БОМБИТЬ!

Солдаты расталкивали всех на своем пути – молодых и старых, тех, кто мог идти, и тех, кто нуждался в помощи. Мужчина на костылях упал и несколько раз попытался встать. «Красный кхмер» заметил его, рывком поднял на ноги и толкнул в толпу. У входа в больницу немощная старушка повисла на руке у юноши – возможно, сына. Молодая медсестра выкатила койку с больным, поправляя на ходу подвешенную в изголовье капельницу. Рядом врач, сорвав с себя хирургическую маску, выразительно жестикулировал – похоже, он пытался спорить с солдатами. Один из них приставил к его голове винтовку, и врач, как статуя, застыл на месте, вскинув руки в перепачканных кровью резиновых перчатках.

Мимо нас прошел молодой отец. Одного сына он нес на спине, другого – на груди. Мужчина был нагружен узлами с едой, кухонной утварью, циновками, подушками, одеялами. Его беременная жена несла еще одного ребенка. Свободной рукой она крепко сжимала руку мужа. Их обогнал мальчик-подросток. Он прижимал руки к окровавленному животу, оглядываясь по сторонам в поисках помощи. Никто не помог мальчику. Я видела миллион лиц сразу, и все они были как одно. Испуганные. Потерянные.

Мы миновали полуразрушенное здание. Из развороченных бетонных блоков торчали куски арматуры. В закоулках за грудами булыжников солдаты республиканской армии лихорадочно срывали с себя темно-зеленую форму и бросали ее в костры. За киоском с лапшой один из них только собрался снять камуфляжную рубашку, как вдруг его заметили «красные кхмеры». Они выволокли его из-за киоска и затолкали в грузовик, заполненный такими же солдатами.

У книжной лавки рядом со школой, сбившись в кучку и прижав к груди учебники, стояло несколько учеников. С ними была женщина средних лет, по виду – учительница. «Красный кхмер» сорвал с нее очки, швырнул их на землю и раздавил прикладом винтовки.

Повсюду был дым, черный, как одежда на солдатах. На тротуарах горели сваленные в кучу книги и газеты. Хлопья пепла разлетались вокруг, как опаленные огнем бабочки.

Интересно, почему «красные кхмеры»? У них ведь нет ничего красного. И почему у них столько имен? Солдаты Революции, коммунисты, марксисты – так называл их папа. А Тата возмущалась: «Повстанцы! Воры! Крысы из джунглей! Долго они не протянут». Она говорила, их торжество будет недолгим, и требовала наказания: «Их нужно повесить, как самых обыкновенных преступников». – «Они революционеры. Не стоит так говорить», – осторожно возражал папа. Как будто сам еще не решил, как их правильно называть и каковы их намерения.

Кто они на самом деле? Солдаты или крестьяне? Дети или взрослые? Они не похожи ни на деварадж, ни на ракшас – мифических богов и демонов, какими я их представляла. В своей обыкновенной черной одежде они больше напоминали тени.