В тени баньяна

– Я уже давала ей кашу, – ответила Мае. – Съела все, как поросенок!

– А кассава? – осторожно спросила я. По дороге домой мы зашли к одному из местных жителей и обменяли папины часы – «Омега Констеллейшн» – на корень кассавы. – Она для Раданы?

Я не решалась спросить прямо. Я страшно стыдилась своего постоянного голода, считая его жадностью, проявлением слабости. Противный комок у меня в животе сжался, когда мы заговорили о еде.

– Нет, – сказала мама. – Для тебя.

Мама дала мне тарелку, в которой лежали куски вареной кассавы, посыпанные пальмовым сахаром. Одна из «влюбленных пальм» все еще давала сок, и нам удалось сделать небольшой кусок сахара. Я вдохнула сладкий аромат. Сахар таял, растекаясь по горячей кассаве и усиливая запах. Радана, лежавшая на циновке, подняла руку и залепетала:

– Мам… мам… мам…

Как корова Мае, подумала я.

Мама, глядя на меня, помотала головой.

– Это пока не для ее желудка.

– Мам, – требовала Радана. – Мам.

Так она просила молока, когда была совсем маленькая. И так она звала маму.

– Я здесь, – отозвалась мама. – Здесь, рядом с тобой.

Она щелкнула языком, пытаясь отвлечь внимание Раданы от тарелки у меня в руках.

– Мам! – завизжала Радана – если можно было назвать визгом вырвавшийся у нее звук.

– Я принесу тебе каши.

Радана показала на мою тарелку. И вдруг мое тело пронзила острая боль. Возникнув в животе, она рванулась в грудь и расправила там свои щупальца, как жгучая медуза, плавающая в морских глубинах. Боль была такой сильной, что я поморщилась. Мама вопросительно посмотрела на меня. Но я не знала, как объяснить то, что творилось со мной. Мое сердце обожгла внезапная любовь к Радане. К Радане, которая всегда портила мне жизнь просто потому, что была моей младшей сестрой. К Радане, которая еще не знала, что такое отчаяние, и даже толком не осознавала себя, но сейчас испытывала ту же физическую потребность, что и я, – утолить голод, выжить. Сестра продолжала показывать на мою тарелку.

– Да, там каша, – соврала ей мама. – Я тебе тоже принесу.

– Нет! – мотая головой, завопила Радана. – Хотю то!

– Знаю. – Мама взяла Радану на руки. – Будешь есть, когда поправишься. – И, повернувшись ко мне, велела: – Выйди на улицу и поешь там, быстро!

Я так спешила, что обожгла язык.

Наплакавшись, Радана начала засыпать.

– Мам… мам… мам… – сонно бормотала она.

– Ма-а-а… ма-а-а… ма-а-а… – вторила ей корова Мае.

Я заткнула уши. И все равно слышала обеих. Это было невыносимо.

Глава 21

Радана умерла. Мама разбудила меня, чтобы сказать об этом. Она не плакала. Просто сидела в углу, прижимая к груди подушку Раданы.

– Я так хотела, чтобы она поправилась… – прошептала мама.

Что она говорит? Когда умерла? Как?

– А она умерла, – нараспев произнесла мама, – умерла…

Я протерла сонные глаза. Радана лежала рядом. Я стала трясти ее, сначала легонько, затем все сильнее. Она не двигалась. Я ждала. Вокруг была полная тишина.

– Радана, – позвала я, сперва шепотом, потом в полный голос, – Радана!

– Она просто хотела есть. – Мама раскачивалась взад-вперед. – Если бы я знала… – Ее слова вертелись вокруг моей головы, словно веревка, мне казалось, еще немного – и они затянутся петлей на шее. – Но теперь слишком поздно. Не поможет кассава. Не поможет сахар. Ничего не поможет. – Мама усмехнулась. – Это была ее последняя еда.

Снизу доносились какие-то звуки. Сквозь половицы я увидела горящий фонарь, а рядом – Пока за работой. Он пилил и стучал молотком. Он мастерил гроб для Раданы.

Умерла.

На небе высыпали звезды. Они пришли проститься с Раданой и безмолвно мерцали, заглядывая в хижину. Отчего-то все казалось знакомым. Я уже видела эту смерть? Мне вспомнился ребенок господина Вирака, его внезапная смерть. Радана не могла умереть. Она шла на поправку. Все это сон. Конечно, сон. Проснись!

– Проснись, Радана. Пожалуйста, проснись…

– Идем, дитя, – сказала Мае. – Помоги мне подготовить сестру.

Она взяла Радану на руки. В том месте, где лежала сестра, остался мокрое пятно. Отпечаток тела Раданы. Или след ее души, покинувшей этот мир. Мае раздела Радану и, не найдя ничего более подходящего, положила ее в большую сковороду, в которой мы выпаривали пальмовый сок.

Я смотрела на тело, еще недавно бывшее моей сестрой. Грудь. Руки. Тонкие ребра, похожие на две растопыренные руки. Я лила воду, а Мае обтирала Радану тряпкой. Я бы хотела пропеть молитву, как монах, но я не умела молиться. Как благословить того, кто не услышит твоего благословения? Пусть в лесу, куда ушла твоя душа, не будет комаров. Пусть там не будет малярии. Пусть твои страдания закончатся здесь и сейчас…