В тени богов. Императоры в мировой истории

Война с Калингой началась через девять лет после коронации Ашоки и стала первым в его правлении событием, о котором нам известно наверняка. Завоевание Калинги, крупного государства на восточном побережье Индии, принесло огромные стратегические и экономические выгоды империи Маурьев и стало военным триумфом. Почти все остальные императоры, с которыми мы познакомимся в этой книге, посчитали бы такую победоносную войну поводом к тому, чтобы провозгласить себя великим воином и завоевателем. Ашока, однако, в первом из множества своих эдиктов, высеченных на скалах и колоннах, с горечью рассказывает о кровопролитии и берет на себя вину за человеческие страдания: “Полторы сотни тысяч живых существ оттуда уведены, сто тысяч там убито, и столько же умерли… У наперсника богов [то есть Ашоки], после того как завоеваны калингяне, (появилось) раскаяние. Ведь завоевывать то, что не было прежде завоевано, (означает) убийство, и смерть, и увод народа. Воистину, это представляется болезненным и тяжким наперснику богов”[12]. Хуже того, жертвами войны в основном стали невинные законопослушные граждане, которые вели добродетельную жизнь и имели в обычае “должное отношение к друзьям, близким и родичам, к рабам и слугам, твердую преданность – им тогда [досталось] страдание, и убиение, и с любимыми расставание”. Ашока добавил, что даже если бы погибло и пострадало в сто тысяч раз меньше людей, победа все равно не стоила бы того. Хотя во время войны с Калингой Ашоке было уже глубоко за сорок и он повидал на своем веку немало кровопролитий, жестокость этой войны привела или, по крайней мере, приблизила его к принятию буддизма.

Когда Ашока взошел на трон, буддизм существовал уже более двухсот лет. Он распространялся неуклонно, однако не стремительно, и буддисты оставались лишь одной из множества сект, не связанных с основной индийской религией (индуизмом). Обращение императора было для буддистов невероятной удачей. В буддистском пантеоне Ашока стоит на втором месте после самого Будды. В истории этой религии он даже более значим, чем Константин в христианстве, и глубоко укоренен в ее агиографии. С описываемых событий прошло уже более двух тысяч лет, поэтому мы в любом случае не можем сказать наверняка, что послужило поводом к его обращению в буддизм. И все же маловероятно, чтобы хоть один монарх решил принять новую религию, не подумав заранее о политических последствиях своего шага⁷.

Как и христианство, буддизм был религией спасения, открытой для всех. В его основе лежали ответы на глубочайшие вопросы, волнующие человека: о скоротечности жизни, о страданиях в этом мире, о том, откуда люди появляются на свет и куда отправляются после смерти, а также о том, где наше место во вселенной. Эти ответы имели крепкий философский и эмоциональный фундамент. Буддистская вера в реинкарнацию радикально отличалась от христианства и ислама, но, как и они, сулила за этичное поведение в этом мире посмертное вознаграждение – в том виде, в котором она ее изображала. Как представитель буддистской божественности на земле, монарх мог претендовать на более основательную и всеобъемлющую легитимность, чем простой наследственный правитель. Буддизм удовлетворял нуждам такого государя, как Ашока, которому необходимо было консолидировать и легитимизировать свою власть в недавно основанной многонациональной и широко раскинувшейся империи. В индуистской традиции священность общественного (то есть кастового) порядка, как правило, затмевала ореол правителя, поэтому Ашока, возможно, полагал, что буддизм повысит престиж монархии. Также стоит отметить, что к моменту воцарения Ашоки империя Маурьев уже разрослась до огромных размеров и приближалась к своим естественным пределам, а следовательно, принятие буддизма, который запрещает захватнические войны и внутреннюю вражду, было весьма своевременным⁸.