Христианство и буддизм, однако, сходились в том, что проповедовали среди людей определенную степень равенства, что противоречило иерархическим порядкам их эпохи. В открытую Ашока не порицал брахманов сильнее, чем Христос – римского императора и устройство еврейского общества. И все же заверения Ашоки в том, что истина и путь к спасению открыты людям из всех каст, были провокационными. В господствующем индуизме четырехкастовая общественная иерархия была создана богами, причем у каждой касты был свой свод правил поведения и свои верования. В так называемом X Большом наскальном эдикте Ашока написал, что истина труднопостижима для всякого,
… и для мелкого люда, и для высокого без крайнего старания и отрешения от всего. Такое и мелкому, и высокому трудно. Высокому еще труднее.
Последующие поколения буддистов хранили память об Ашоке главным образом во множестве легенд, которые изначально передавались из уст в уста, но затем были записаны. Важнейшей из них была “Ашокавадана”, которая была записана во II веке н. э., но начала оформляться еще при жизни императора. В этой легенде Ашока упрекает своего главного министра:
Вы, господин, смотрите на касту, вместо того чтобы судить монахов сообразно их достоинствам. Своими высокомерием, заблуждениями и одержимостью кастой вы вредите себе и другим… Ибо дхарма заключена в добродетелях, а добродетели с кастой не связаны[14]10.
Во всех священных монархиях существовал разрыв между реальностью политической жизни и высокими религиозными и этическими принципами, которые должен был воплощать и проповедовать священный монарх. Нагляднее всего это демонстрирует контраст между эдиктами Ашоки и “Арт-хашастрой”. Как и во всех религиях спасения, высочайший идеал буддизма состоит в том, чтобы возвыситься над мирским и отринуть его, но среди этих религий буддизм теоретически наименее политизирован и практичен. Тем не менее важно отметить, что в отличие от своего деда Ашока не отрекся от престола и не посвятил последние годы стремлению к духовному просветлению. Чандрагупта на закате жизни обратился к аскетизму в соответствии с идеалом джайнизма. Ашока не отрешился от мира и лично подавал пример буддистского сострадания, пользуясь влиянием, которое ему давали богатство и положение.
Анализ эдиктов и политики Ашоки показывает, что ради достижения своих целей монарху приходилось идти на компромисс. Император не мог ввести полный запрет на убийство животных, но мог защитить некоторые виды и подать хороший пример, став вегетарианцем. Нельзя было отказаться от высшей меры наказания, но можно было ограничить ее применение и установить за ней более строгий контроль. Ни один монарх не мог распустить свою армию и положить конец войнам. И все же Ашока искоренил бездумную агрессию, старался сдерживать насилие и подчеркивал, что самые устойчивые завоевания проистекают из торжества истинной религии. В буддистском фольклоре Ашока стал образцовым императором, или “царем, поворачивающим колесо” (чакравартином). Колесо в буддизме считается великим символом суверенности и висит над императорским дворцом – воображаемым центром мира. В золотой век чакравартин правил всей планетой силой одной дхармы, и его колесо было обито золотом. Ашока, напротив, хотя и был величайшим и несравненным императором, жил не в столь идеальные времена и вынужден был периодически применять силу, чтобы отстаивать дхарму. Его колесо было обито железом, и он правил лишь одной четвертой частью планеты, а именно Индийским субконтинентом. Такой была буддистская вариация на тему вселенской императорской монархии в идеальном и реальном воплощении11.