В тени больших вишневых деревьев

С этими мыслями он вновь закинул «Шмель» на плечо и на-чал целиться в каменный домишко, где работал пулемет… Но цель прыгала в прорези прицела… Сергей сделал три коротких вдоха и выдоха, как учили, и задержал дыхание. Каменные стены вместе с черным окном, откуда периодически появлялся огонек, никак не хотели стоять на месте… Скорее всего, в этой дрожи, которую было видно даже со стороны по прыгающему огнемету, было больше нервного, чем страха…

— А-а-а-а, сука! Все равно тебе пи-ц! — взвыл Сергей и пополз

к небольшому валуну….

Теперь он точно знал, душура никуда не уйдёт, он ответит за все, через минуту от него останется только пар. И на его лице появилось подобие улыбки, когда он водрузил свой огнемет на валун… Прикосновение «Шмеля» к теплому камню сработало как мгновенное действие мощного успокоительного: дрожь из тела Пожидаева куда-то улетучилась… Он поймал в прицел в зияющем окне ненавистный огонёк, опять задержал дыхание и медленно, не спеша в очередной раз стал давить на курок, при этом чувствуя какое-то упоение…

249

Щелк — отчетливо прозвучало в ушах у Сергея. Лицо его сильно побледнело. Ему показалось, что мир, окружающий его, обрушился. Исчезла канонада боя, пропал кишлак вместе с пулеметным гнездом, растаяли горы, окружающие его со всех сторон… Когда он повернулся в сторону капитана, то увидел, что он машет ему рукой, что-то крича, но Пожидаев увидел в этом какой-то мультик из далекого-далекого прошлого… Без-надега и безысходность как бетонной плитой придавили Сергея

к серым плоским камням… Он, спрятав свое лицо между рук, тихо заплакал…

Сколько он так пролежал, Пожидаев не знал, он пришел в себя тогда, когда его кто-то сильно рванул за предплечье.

— Жив?! — Сергей поднял голову и посмотрел мутными, ни-чего не смыслящими глазами на Степаненко, который, низко пригнувшись, склонился над ним. Когда их взгляды встрети-лись, капитан все понял и снова, сильно дернув за предплечье, повторил:

— Жив?!

— Огнеметы! Сука! Огнеметы подвели, капитан!

И Сергей было собрался снова заплакать, но капитан наот-машь со всей силы отвесил ему звонкого леща… Потом, схватив за шиворот Пожидаева своей уцелевшей рукой, притянул его лицо к своему вплотную и тихо прошипел:

— За мной… быстро… к обрыву… бегом… марш, — и рванул так за воротник, что он остался у него в этой руке…

Когда бежали к обрыву, Сергей не слышал ни жужжания пролетающих рядом пуль, ни грохота стрельбы, ни криков капитана и отходящих солдат. Он не обратил никакого вни-мания на то, как упал лицом в речку, оставив ноги на суше, пулеметчик, накрыв своим телом ПК. Он не чувствовал холода во время перехода ледяной реки, ни самой воды, от которой у него час назад ломило зубы, когда он пил ее… В голове у него было только одно: «Почему? Почему огнеметы не выстрелили? Как так получилось, что оба “Шмеля” дали осечку? Такого не может быть, потому что не может быть никогда…» Этим фактом его ошарашенный разум сейчас никак не мог сложить элементарную цепь событий и понять простую вещь, что ог-неметы были повреждены, когда он вместе с ними кувыркался

250

в «Урале», и что все на самом деле могло закончиться для него гораздо хуже, и это он мог превратиться в пар, а не моджахед с пулеметом.

Из 1-го взвода к обрыву добежало семнадцать человек из двадцати двух, причем пятеро из них были серьезно ранены. Соединившись с остатками 3-го взвода и залегши за выступом, отряд начал обороняться. Отступать дальше было некуда. Отход влево по ущелью отлично простреливался духами с правого склона и из кишлака; идти вправо, на кишлак, — тоже самоубийство; вперед, на левый склон, — опять попадаешь под перекрёстный огонь; сзади — высокий обрыв, а за ним — правый склон ущелья, набитый моджахедами, и с него неустанно та-рабанил ДШК… Группа осталась с одним связистом и рацией, которая молчала. Ее короткие волны, зажатые склонами гор и обрывом, продолжали упорно биться о них и, отскочив, вновь улетать в никуда, ввысь, к солнцу, которое уже порядочно жа-рило… Было около трех часов дня…

***

Бойцы расположились за выступом в линию через 3–4 метра друг от друга и вели непрерывный огонь по кишлаку. С правого склона ущелья духи никак не могли их достать — мешал об-рыв. Но и спускаться вниз они не решались, хотя могли легко расстрелять сверху обрыва весь отряд, как в тире. Очевидно, они знали о минометном взводе и взводе АГС, которые могли появиться, по их представлению, в любую минуту, и поэто-му боялись оставить высоту, чтоб не оказаться в положении 3-го взвода, который они только что практически уничтожи-ли. Боевики из кишлака Суфла тоже не шли в атаку, видя, что группа Степаненко ведет довольно сильный огонь. Да и это же знание о двух тяжелых заводах, которые, как они также думали, где- то на подходе, не позволяло им предпринять наступление. Бой перешел в стадию окопной войны. Между кишлаком и линией обороны разведывательной группы было метров три-ста, и противоборствующие стороны максимально увеличили интенсивность огня, понимая простую военную истину: чем плотнее огонь, тем большие потери понесет противник.

251