В тени человека

Мы решили попытать счастья на горных склонах, но и это мало что дало: шимпанзе опять убегали, едва завидев людей, даже если нас разделяло глубокое ущелье или значительное расстояние, иногда до пятисот метров. Нужно ли говорить, что я по-прежнему не знала никаких подробностей их поведения. Временами мне казалось, что стоит избавиться от моих спутников и начать самостоятельно передвигаться по лесу, как все пойдет по-другому. Поэтому я стала оставлять проводников на вершине холма, откуда они могли наблюдать за мной, и попробовала сама подходить к шимпанзе. Но их реакция не изменилась — они тут же исчезали, едва лишь я появлялась. И это еще было не самым худшим — выпадали такие дни, когда мы вообще не встречали обезьян. Чем больше я думала о тех обязательствах, которые взяла на себя, тем мрачнее становилось у меня на душе. И все-таки даже эти трудные дни сослужили свою службу: я как следует изучила территорию заповедника и полностью освоилась в нем, стала гораздо увереннее ходить по предательски скользким склонам. Моя кожа огрубела и обветрилась и уже не распухала от каждой царапины или укуса мухи цеце. Постепенно мне удалось узнать многие звериные тропы в тех пяти долинах, которые стали основным местом моей деятельности.

Не раз встречалась я с животными, обитавшими в горах; среди них были большие кистеухие свиньи с серебристой шерстью на загривке; полосатые мангусты, копошащиеся в листве в поисках насекомых; белки, а также полосатые и пятнистые слоновые землеройки. Постепенно я познакомилась и с различными видами обезьян, которые обитали на территории заповедника. Чаще всего мне встречались павианы — иногда они весьма терпимо относились к присутствию людей, как в то первое мое утро, а иногда начинали угрожающе лаять и лаяли до тех пор, пока не скрывались из виду. В каждой из долин я насчитала по две или три небольшие группы краснохвостых мартышек. Попадались и голубые мартышки[22]. Стада гверец[23] были гораздо многочисленнее и насчитывали до шестидесяти и более особей, причем их ареал не ограничивался одной долиной. Несколько раз нам попадалась одинокая серебристая обезьяна, ее темное лицо обрамляла белая шерсть[24]. Водились здесь также и верветки, напоминавшие мне о днях, проведенных на острове Лолви.

Больше всего мне нравилось наблюдать за гверецами. Это довольно крупные обезьяны, и иногда я ошибалась, принимая взрослых самцов за шимпанзе. Спутать их было нетрудно — при слабом освещении темно-коричневая шерсть гверец казалась почти черной, к тому же они восседали на деревьях в позе, характерной для высших обезьян, — с выпрямленной спиной, придерживаясь рукой за верхнюю ветку. Но стоило подойти поближе, как всякие сомнения тут же рассеивались. Свисающие с веток длинные и толстые хвосты явственно свидетельствовали, что их владельцы не шимпанзе[25]. Гверецы смотрели на меня сквозь листву, выражением лиц напоминая удивленных старых дев в рыжих уродливых париках.

Мое первоначальное неудовольствие, связанное с тем, что мне не разрешалось ходить по джунглям в одиночестве, сменилось чувством искренней благодарности моим проводникам. За время наших совместных странствий по джунглям они показали себя незаменимыми помощниками, и я была искренне благодарна им. Особенно многому научил меня Рашид: он объяснял мне законы леса, учил прокладывать путь в непроходимой на первый взгляд чаще. Однако вскоре мне пришлось подыскивать себе нового провожатого вместо возвращавшегося в деревню Рашида. Егерь Адольф тоже решил уйти, так как не мог подолгу оставаться в джунглях без пищи. Некоторое время со мной ходил Соко из Ньянзы; его имя всегда вызывало у африканцев приступ смеха, так как означало на местном диалекте «шимпанзе». Его сменил высокий и стройный Уилберт, манеры которого были достойны восхищения даже тогда, когда он почесывал живот. Последним был Шорт[26], получивший свое прозвище за очень невысокий рост.

Эти крепкие выносливые люди, всю жизнь проработавшие в джунглях, стали моими друзьями. Я искренне привязалась к ним и многому у них научилась.

3. Первые успехи