– Бог хочет забрать на небо его душу? Тогда отрубите голову этой змее! Руф, – он отыскал глазами среди свиты фигуру наместника, – Руф, подойди сюда! Тебе доверяется великая честь, сразить посланца иудейского бога.
Перед Руфом тут же расступились, и он вынужден был выйти вперед. Возле тела Варкохебы наместник остановился, неуверенно извлек меч из ножен и принялся суетливо тыкать в голову гадюки. Змея угрожающе зашипела, сползая с тела убитого, но наместник все никак не мог попасть в ее небольшую плоскую голову с раздвоенным язычком. Казалось, его сковал ужас: одно дело прогневить своих богов, которых можно умаслить, принеся им богатую жертву, и другое дело чужой, неведомый бог. Он, Тиней Руф, не знает, какие жертвоприношения принимает этот Иаве. Да и примет ли от него?
– Ты долго ли будешь упражняться, Квинт? Мы уже утомились, – насмешливо бросил Адриан, которого позабавила раскоряченная фигура наместника, стоявшего на полусогнутых ногах.
Старик опять что-то пробормотал упрямым, громким голосом и, не дожидаясь вопроса императора, сириец перевел:
– Он говорит, что бог покарает того, кто убьет эту змею.
Замечание непокорного мятежника рассердило Адриана, и он, могучий, похожий на величественную монументальную скульптуру Траяна, стоявшую на Форуме, навис над тщедушным стариком:
– Покарать здесь могу я один и никто другой! Запомни!
В пещере повисло молчание, которое нарушалось только кряхтеньем Руфа. Цейоний Коммод, стоявший все это время в стороне, решил вмешаться.
– Великий цезарь, позволь мне сразить иудейского посланца!
Мрачный, гневно сверкающий глазами Адриан, махнул рукой и Коммод, подойдя к змее, ловко отсек ее голову. После этой сцены император обратился к Акиве:
– Ты будешь казнен, старик, страшной казнью.
– Разговаривающие с богом не боятся жестокости, – ответил тот отрешенно.
– Гордец! С богами надо не разговаривать, богов надо просить и слушать, о чем они говорят.
Адриан запахнул на себе пурпурный плащ, словно невыносимый, смертельный холод пронзил его тело и отправился к выходу из затхлой пещеры, к горячему солнцу, к свежему воздуху, пусть даже и пропитанному гарью войны, к тем приятным и изящным вещам, которые ждали его возвращения в Афинах.
Уже на выходе он на мгновенье остановился, произнес не оборачиваясь:
– Отправьте легионы к Мертвому морю, там остались последние мятежники. А с этого иудея снимите кожу. С живого!
Письмо Сабины
«…Ты поступил несколько опрометчиво, на мой взгляд, обнадежив дряхлого Сервиана разговорами о наследнике. К чему они? Мы ведь с тобой все обсудили. Твоим преемником должен стать Марк Вериссимус, как ты его называешь…
А пока Сервиан ходит по домам патрициев и убеждает, что все решено. Он так доволен, этот старый павлин, что становится смешным в глазах многих, когда напыщенно начинает хвалить тебя. Будто сейчас времена Республики и ожили одновременно Катон Старший со Сципионом…
Кстати, его внук Фуск ведет себя вызывающе. В цирке, на конских бегах, он подошел к Марку и начал над ним смеяться, утверждать, что император отвернулся от него, и оставил свои милости для других. Мне кажется, тебе не лишним будет знать, и про разговоры, которые ходят вокруг Фуска. Он хвастался, что составил твой гороскоп и в нем, якобы, указана дата твоей смерти. Не помню точно, но от него слышали, будто Луна в Водолее попадет в кварту к Сатурну, что станет для тебя разрушительным. Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но ты любишь гороскопы и, наверное, знаешь, о чем речь. Итак, Фуск говорит, что ты проживешь шестьдесят один год и десять месяцев, и смерть придется на ноябрьские иды42».
Адриан поначалу только пробежал глазами это письмо, показавшееся ему набором пустых городских сплетен. Он никогда не был особенно впечатлен умом Сабины, считая ее обычной женщиной, ничем не выдающейся, хотя и в меру образованной. Несмотря на историю с Антиноем и почти полный разрыв, Сабина иногда под настроение позволяла себе делиться впечатлениями о великосветской жизни двора в его отсутствие. Сейчас, видимо, у нее возникло такое желание.
Он перечел письмо медленнее. Постепенно смысл последних строк стать доходить до него, и глухая ярость овладела его сердцем. Сервиан и Фуск. Именно он их выбрал среди остальных, доверился им, а доверие императора штука серьезная, им нельзя разбрасываться как дешевыми медными ассами43 на утреннем выходе к клиентам. Доверие – это большая драгоценность, которую надо беречь пуще, чем алмазы от воров.
Сервиан и Фуск – последние из его, Адриана, близких родственников, других не осталось. Но какая глупость, ходить среди сенаторов и распространяться о его императорских планах! Какая глупость! Нет, они не прошли испытания, и не важно, кто его ниспосылал: боги или император!