В тени двух богов

Марк забрался в его носилки и прилег рядом с Цейонием. Он чувствовал сильное благоухание исходящее от Коммода, обильно натертого душистыми благовониями. Внутри паланкина пахло розами, ладаном и мускусом. На ногах у консула были надеты не красные сенаторские башмаки, а сандалии, в которых обычно расхаживают дома. Их позолоченные ремешки плотно обматывали тугие икры ног Цейония – тот лежал на боку, и длинная тога его немного задралась.

– Я слышал, – продолжил разговор Цейоний, лениво цедя слова, – что внук Сервиана Фуск показал неподобающее поведение по отношению к тебе, обошелся неучтиво.

– Да, он вел себя вызывающе.

– Жаль, что меня не было рядом, я бы нашел, как ответить грубияну. Нам вообще надо держаться вместе: я говорю о наших семьях. Уж если так угодно богам и великому императору Адриану, то судьба отныне поведет нас одной дорогой.

– Мне хотелось бы оправдать надежды Августа, – пробормотал Марк, чувствуя благоухающий запах от Цейония, жар его тела, поскольку они лежали, почти прижавшись из-за маленького размера паланкина. Он продолжил смущенным тоном: – Но я предпочел бы спокойный образ жизни. Мне больше хотелось бы заниматься философией, чем государственными заботами.

– О, как ты прав, мой дорогой Марк! – рассмеялся Цейоний.

Он повернул лицо к Марку и тот увидел близко от себя карие с желтизной глаза нового фаворита Адриана. В них читалось неприкрытое любопытство, насмешка и еще что-то, чего Марк не смог разглядеть, возможно, вожделение. Не зря ходили слухи, что Цейоний слыл любовником Адриана.

– Мне тоже хотелось бы жить простой жизнью, – продолжил Коммод, разглядывая юного спутника. – Как писал Марциал, которого я люблю: «Пусть не дает мне судьба ни высшей доли, ни низшей, а поведет мою жизнь скромным срединным путем»49. Увы, приходится выполнять свой долг, раз так угодно судьбе. Ведь об этом говорит философия стоиков, которой меня обучает грек Аполлоний. Ты его, кстати, скоро увидишь.

Неожиданно с улицы, отгороженной от собеседников занавесями паланкина, послышался невнятный шум, громкий говор, а затем и крик.

– Что такое? – удивился Цейоний.

Он откинул полог, и Марк увидал толпу возбужденных людей, окружившую их носилки со всех сторон. Люди орали во всю глотку и яростно размахивали руками. По виду туник можно было определить, что большинство из них являлись вольноотпущенниками, но встречались и рабы с ошейниками как у животных, на которых стояла привычная надпись: «Держи меня, пока я не убежал». Сам Марк на своих рабов таких ошейников или табличек не вешал. Вот и Антиох, шедший рядом с носилками, выглядел как городской простолюдин, только шерсть его туники была грубее.

Сейчас, в этой непонятной сумятице, Антиох приблизился к паланкину и закрыл его широкой спиной от напиравшей озверелой толпы.

– Что им нужно? – спросил удивленный Марк у Коммода.

– Не знаю, – ответил консул, опуская ноги вниз и вставая с носилок. – Не беспокойся ни о чем, ты, слава богам, под моей защитой!

Но толпа напирала сильнее. Они яростно кричали, толкали ликторов и носильщиков, теснили их ближе к паланкину. Марк никогда еще не видел столько ненависти на лицах, столько ярости, никогда не видел таких безумных глаз, словно этих людей чем-то опоили или злые колдуны лишили их разума.

– Хлеба, хлеба! – неистово кричала толпа.

– Они требуют хлеба, – удрученно заметил Цейоний. – Но ведь мы уже провели раздачу в прошлом месяце, всем выдали по спискам и никаких жалоб не поступало. Клянусь Юпитером!

Один, наиболее энергичный и свирепый из протестующих, человек невысокого роста, но плотный и сильный, почти приблизился к носилкам. Он, как и все громко кричит, требует хлеба, но Марк обращает внимание на его угрюмое, сосредоточенное лицо, на угрожающие жесты. С такими лицами не просят хлеба, с такими лицами замышляют нечто ужасное.

Марк хочет предупредить Цейония об опасности, окрикнуть, дернуть за тогу, но слова застревают в горле. «Неужели какой-то негодяй, – в смятении думает он, – этот подлый пролетарий угрожает Цейонию? Разве римский плебс настолько обнаглел, что среди белого дня нападает на высшего магистрата Рима? Такое нельзя допустить. Это невозможно!»

От вспыхнувшего внутри него гнева и ярости он теряет над собой контроль и импульсивно выскакивает на дорогу: он покажет этому наглецу, проучит его так, чтобы тот запомнил на всю жизнь! Он, Марк, недавно спасовал в амфитеатре Флавиев перед Фуском и проявил нерешительность, но теперь-то уже нет, сейчас он точно отыграется.

Уже выскочив, Марк услышал предостерегающий крик Антиоха: «Осторожно, господин!», но не успел ничего предпринять, ибо нападавший, выхватив короткий нож, занес руку для удара в грудь стоящему впереди Цейонию. Однако Антиох навалился на него всем телом, подставляясь под режущие взмахи ножа и болезненно вскрикивал, стонал, но не отпускал убийцу из своих объятий.