В тени двух богов

Мальчик в ответ что-то буркнул, застеснявшись.

– Ох, он такой нелюдимый. Его надо учить воспитанию, – посетовал отец. – Может, поможешь нам, Марк? Приходи чаще. Кстати, недавно в Рим приехал модный философ из школы стоиков Аполлоний Халкедонский, и я пригласил его для изучения стоицизма.

– Несомненно, он будет приходить, Цейоний, – ответила Домиция. В течение всего разговора она молчала, испытывая смущение за Фаустину, за ее очевидную грубость, и сейчас своей вежливостью постаралась сгладить повисшую в воздухе неловкость.

– Я буду тебе рад! – еще раз улыбнулся Цейоний и покинул лошадиные стойла в сопровождении ликторов и клиентов, стоявших с почтительным видом в стороне все это время.

Упражнения стоиков

Летом по Риму пронеслась нежданная весть о том, что императрица Вибия Сабина внезапно скончалась. Никто не знал отчего. Никаких вестей на это счет не было и оставалось только гадать. Домиция Луцилла печально ходила по дому и, глядя на нее, Марк чувствовал, что наступают нелегкие времена.

Он не знал близко императрицу, видел ее всего несколько раз – во дворце на Палатине, в Большом Цирке и она не производила впечатления больной женщины. Ей было около пятидесяти, еще не возраст для встречи с богами. И вдруг скоропостижная смерть! Теперь исчезла его единственная покровительница при дворе, женщина, которая приблизила Марка к Адриану. По крайней мере, так говорила Домиция.

Принесший эти печальные известия Регин, намекал, что Адриан ее отравил. Якобы, она слишком рьяно защищала интересы Марка и семьи Анниев, и цезарю, решившему сделать ставку на Цейониев, это не понравилось. Но, думалось Марку, такой повод для убийства выглядел не слишком убедительным. Что-то должно быть еще, более важное и существенное, ведь так запросто человека не лишают жизни.

– Марк, ты давно уже не был у Цейониев, – заметила мать, после разговора с прадедом. – Сейчас, из-за смерти уважаемой Сабины, нам надо особенно держаться дружбы с ними. К тому же, Луций приглашал к себе еще на бегах.

И Марк, как послушный сын внял просьбе матери.

Взяв с собой большого, медлительного Антиоха, своего постоянного спутника, он отправился к будущим родственникам. На разговор с Фабией он не особо рассчитывал, ибо девочка, скорее всего, находилась на половине матери. Наверное, они занимались чисто женским занятием – ткали шерстяную ткань или пряли пряжу. А может, изучали философию, как теперь это делают знатные римлянки. Но визит к Луцию Цейонию означал выражение почтения со стороны семьи Анниев, и, конкретно, Марка. Ответственность здесь ложилась именно на его плечи, ведь он был самым молодым членом их семьи. И хотя Марк еще и не обладал должным политическим опытом, но чувствовал, что такой поступок будет верным и он, вырастет в глазах императора Адриана.

«Верный поступок, – думает Марк. – Я поступаю правильно! Не зря цезарь прозвал меня Вериссимусом».

Они спустились по узким улочкам вниз, в лощину между холмами, застроенную инсулами так тесно, что казалось здесь невозможно дышать из-за скученности и невообразимой толчеи. Только фонтанчики, бьющие на многих перекрестках, несколько оживляли общий вид и немного освежали воздух. Возле каждого фонтана высилась небольшая статуя покровителя или покровительницы улицы, а может и всего района.

Марк посмотрел вверх. Небесная синева почти не проглядывала сквозь узкие прорези между крышами, но жаркий воздух добирался и сюда, вниз, до самых тротуаров, мощенных тесаными камнями.

На улице стоял общий гомон. Из некоторых инсул раздавались крикливые голоса женщин, торговавшихся с продавцами из-за всякой всячины. Скрипели несмазанные колеса повозок, перевозивших лес для стройки. Толкались локтями рабы и вольноотпущенники, пробиравшиеся по своим делам. Они громко говорили: «Salve!»47, приветствуя идущих навстречу знакомых, и хлопали по плечу друг друга. А завершал эту какофонию лай уличных собак, вертевшихся под ногами.

На одном из поворотов Марк и его раб неожиданно столкнулись с носилками Цейония, которую несли крепкие германцы. Памятуя о случае с Руфом, Цейоний теперь подбирал в носильщики бывших германских воинов-варваров, крепких, жестких и сильных. Несмотря на рабов, Цейония по должности сопровождали еще и шесть ликторов из числа вольноотпущенников, каждый из которых нес на плечах фасции48.

Желтая ткань его паланкина была расписана красными розами, что говорило о своеобразном вкусе хозяина – как многие поверхностные люди Цейоний любил пустить пыль в глаза. Он полулежал, приоткрыв занавеску, и лениво взирал на городскую суету. Заметив Марка, Коммод оживился, высунулся из носилок.

– Марк! Куда направляешься?

– К тебе, уважаемый Цейоний. – Марк старался говорить с достоинством, как подобает взрослому мужу. – Моя мать справедливо упрекнула меня, что я не держу обещаний и не был у тебя с тех пор, как мы виделись в Цирке.

– О, боги, не кори себя, мы все такие! Сегодня говорим одно, а завтра забываем сказанное. Залезай лучше ко мне в паланкин, меня как раз несут домой.