В тени истории (ЛП)

Ленину удалось то, что не удавалось до него никому: всеобъемлющая победа революции. Из исторического опыта известно, что революция — это то, что никогда не удаётся сделать, что всегда заканчивается печально. После каждой революции можно было бы сказать то, что светски бесстрастно констатировал Гёте после Великой Французской революции: «Превосходство в силах, Вы можете это ощущать, невозможно устранить из мира. Мне нравится беседовать с умными людьми, с тиранами». Без Ленина, пожалуй, и в 1917 году в России был бы такой же конечный результат, как в 1905. однако с Лениным дело пошло иначе. Он был тот, кто впервые дал революции превосходство в силах, которое невозможно устранить из мира, первым, кто дал революции долгое дыхание. Его стараниями впервые великая империя — её господствующий класс, её государственная структура, её экономическая и общественная системы вместе со всей мифологией и идеологией — была полностью сведена под корень, её представители умерщвлены или рассеяны по всему миру, впервые создан чистый лист, на котором затем — правда, не Лениным, а Сталиным — было воздвигнуто совершенно новое строение.

Ему это удалось, поскольку он первым из всех революционеров в то же время был реальным политиком с практическим складом ума, который не уступал уму Бисмарка или Наполеона. Следует уяснить себе, насколько исключительна, да, почти что невозможна эта комбинация. Ведь всё же революционером человек становится, поскольку мир, каким он есть, он не переносит, поскольку он хочет совершенно иного, и хочет именно тотчас же, теперь и здесь. Но реальный политик — это человек, который мир принимает, каков он есть и работает с данными условиями, которые он застаёт, на благо государства и партии, к которой он принадлежит. Обе установки почти несовместимы, и это, возможно, объясняет то, что все революции до ленинской терпели в конце крах, что они снова и снова до сего дня производили бесчисленных мучеников и святых революции, но не победителей. Без готовности к реальной политике ведь нет победы.

Че Гевара за пару лет до своей смерти и провала писал: «Да будет мне позволено сказать, в том числе также об опасности, которая представляется смехотворной, что истинный революционер руководствуется сильными чувствами благородства». В сравнении с этим слова Ленина: «Если не может приспособиться, если не готов к тому, чтобы на брюхе ползти через дерьмо, то это не революционер, а пустомеля». Он к этому был готов, бог свидетель. Из раскола партии в 1903 году в Лондоне и решительного разрыва с политическими друзьями, из своей многолетней игры в кошки–мышки с царской тайной полицией, из своего пакта с кайзеровской Германией, своего вынужденного признания Брест — Литовского принудительного мира до своего прагматического отступления после победы в русской гражданской войне и при отсутствии мировой революции, до своего временного отказа от социализма, до своего смягчения в государственном капитализме: истинная самоотверженность, истинное приспосабливание реального политика, который всегда готов к тому, чтобы вести себя по присказке: два шага вперёд, один шаг назад.

Самоотверженностью другого вида была также его готовность к террору, его безжалостная объективная жёсткость в гражданской войне и после гражданской войны при подавлении кронштадтского восстания матросов, бунта его собственных, прежде вернейших приверженцев. Потому что Ленин не был прирождённым террористом, он не находил, как Сталин холодного удовлетворения или даже как Гитлер садистского умиротворения в отрубании голов. Он был высоко цивилизованным, чувствительным человеком; однако он не оглядывался на свою чувствительность, столь же мало он позволял влиять ей на свои цели, на свои методы. Он делал необходимое. Всегда имея перед глазами цель — лучший мир, он был готов принять скверный мир, в котором он должен действовать, каким он был и каким его следовало принять, если желать в нём что–то исправить. Он желал добра, а чтобы достичь этого, он был готов делать зло — если хотите: сражаться со злом его собственным оружием; во всяком случае приспособиться к злу. Так он победил. Однако для этого ему требовалась победа над своим разумом.