В тени Канченджанги

Мы познакомились ближе только здесь, во время двухдневного караванного пути. Он оказался хорошим товарищем, всегда готовым пойти на уступки в пользу других, и к тому же обладал чувством юмора.

Горы меняют представление о людях: в одних тяготы и опасности выявляют отрицательные черты характера, в других — самые привлекательные человеческие качества. Эта метаморфоза — познание других и выработка в себе умения видеть за пределами собственного «я» — совершается в царстве гор.

Марек был прав, предлагая идти через морену. После двухчасового пути мы оказались у подножия ледника, но дорогу нам преградили широкие трещины. Узкие, подтаявшие на солнце ледяные мостки — слишком рискованное средство для перехода. Невозможно было переправиться и на морену Ледник здесь глубоко врезался в скалу, образовав осыпающуюся отвесную стену высотой более двадцати метров. Пришлось возвращаться.

Единственный разумный путь — траверс морены ниже того места, где сыпались лавины. Я несколько досадовал на себя, поняв наконец, что ошибался.

Мы уже сидели, отобедав, в лагере, когда у ледопада обозначились три долгожданные точечки. Прошел еще час, была как раз половина четвертого, когда поочередно появились Гардас, Соболь и Вальдек. Вид у них был усталый, лица обожжены солнцем. Соболь прикрыл голову забавным вязаным шлемом, но нос и щеки представляли собой сплошное темно-красное пятно.

— Эх, братец, зачем ты бреешься? Бери пример с нас — солнце не будет тебя так жечь! — поторопился я дать совет, указывая на бородатых, то есть на Вальдека, Гардаса и на себя.

— Иди ты к черту! — огрызнулся Соболь. — Завтра сам поднимешься наверх, увидишь, спасет ли тебя твоя щетина. А теперь дай чего-нибудь напиться.

Я напоил их чаем, потом подал обед. Ели они медленно, замкнувшись в себе после этого первого переутомления в горах. Мы терпеливо ждали, когда языки у них развяжутся.

— Солнце, старик, такое, что кажется, будто ты на раскаленной сковородке. Снег мокрый, липкий. На леднике полегче, но ниже нагромождения идут трещины.

— Вы шли в связке?

— Конечно. Это необходимо: снега, брат, так много, что проваливаешься по колено, а иногда и глубже. Лабиринт сераков, тот, что внизу, мы обогнули справа, а потом, увязая по колено в этой размякшей массе, достигли полки под вторым нагромождением. Там множество трещин и слишком глубокий снег, нам пришлось отступить. На этой полке мы поставили снеговик, чтобы отметить место, куда смогли добраться, — продолжил Соболь.

Похолодало. Отчаянный зной сменялся холодом, едва надвигалась тень. Время укладываться, если мы намерены завтра подняться пораньше. Наши спальные мешки странствовали где-то вместе с караваном, мы спали в пуховых брюках. Но они были слишком тонкие, по ночам мы мерзли, а ступни ног даже в нескольких парах носков превращались в ледышки.

19 апреля

«Проваливаешься, брат, по колено», — звучали у меня в ушах со вчерашнего вечера отрывистые слова Соболя.

Но одно дело было слушать эти слова, и совсем по-иному — ясно и отчетливо — я воспринимал их смысл сегодня, испытывая то же, что и он.

Проваливаешься, брат, по колено?

Влажная белая масса плотно облегала меня по самые бедра. Во рту терпкий привкус усталости, а тонкие струйки пота, смешанного с водой, прочерчивали холодные бороздки от пояса до ступней. Я уже раньше успел промокнуть (брюки от тренировочного костюма мгновенно делаются влажными), и не это меня тревожило.

Но уже часа полтора каждые два шага повторялась одна и та же нелепая ситуация. Я ставил ногу на поверхность снежного покрова, который казался очень плотным, медлен но перемещал тяжесть тела на выдвинутую вперед ступню и... с легким шумом проваливался в снег по пояс. Поначалу я сохранял спокойствие, позже ругался, как сапожник, но ничего другого не оставалось, как выбираться на четвереньках. Потом я поднимался на ноги, делал шаг, два, в лучшем случае три, осторожно, с надеждой, что очередной будет удачным, но, как и в предыдущий раз, погружался в проклятую влажную массу.

— Чёрт возьми, кто говорил, что проваливаешься по колено? — взбешенный бормотал я сквозь зубы. — Может, Соболь вчера был легким, как птичка?

Метрах в пятнадцати от меня из снега выступали бюсты Юзека и Рогаля. На темных, загорелых лицах блестели пятна пота. Глаза выдавали усталость.

— Марек, возьми правее, может, на том горбу снег держит лучше,— нарушил молчание Юзек.

— Пожалуйста, если хочешь, выбирайся вперед, — недовольно поморщился я.

Уже немного осталось, может, метров двести, может, чуть больше. Дальше нас ждет плоская зона в середине ледопада, куда вчера добрались коллеги. Солнце с безоблачного неба лупило по нашим незащищенным затылкам. Еще на леднике мы разоблачились вплоть до маек, оставив на потных головах шапочки с козырьками, защищавшие от солнца макушки и глаза. Ледник мы преодолели неожиданно легко, обнаружив логическую и несложную систему рытвин, вытаявших в толще ледника. Но сейчас! Это сущий ад!