В тени Канченджанги

Вальдек:

«Утром, когда мы собирались в дорогу, Юзек сказал, что плохо себя чувствует и, пожалуй, ему не справиться. Я решал, что делать: оставить ли с Юзеком кого-нибудь или отозвать всю штурмовую группу? Но он ел, выходил из палатки, рвоты у него не было, он разговаривал с нами, словом, это не походило ни на горную болезнь, ни на детериорацию. Я не заметил никаких типичных симптомов, может быть, только эта повышенная сонливость...

Спуск поэтому не требовался, но я еще размышлял: не оставить ли с ним Рубинека?

Почему именно Рубинека? Мне просто казалось, что после перелома ноги в прошлом году он самый слабый из нас, самый медлительный, а теперь, хотя это, возможно, и негуманно, учитывались силы и возможности каждого участника. Неизвестно, что нас еще могло ожидать... Я не чувствовал себя, однако, в полном смысле руководителем, чтобы в подобной ситуации принимать решение о том, кому остаться, не говоря уже о возможности вынудить кого-то исполнить его.

Втроем мы решили, что подстрахуем Юзека длинной петлей к верёвке, крепящей палатку. Мы приготовили еду, накрыли его пуховыми куртками, палатка находилась в безопасном месте. И мы ушли... Если бы состояние Юзека в то время уже было серьезным, то, будь спокоен, я сумел бы отказаться от вершины и скомандовать спуск.

К счастью, оказалось, что он спал почти все время, пока мы отсутствовали, и, возможно, даже чувствовал себя чуточку лучше».

Войтек:

«Последние дни я пробивал дорогу, как машина, независимо от того, чья была очередь, и вообще почти не замечал, что происходит вокруг.

Только на предвершинном плато, когда я увидел вершину, наступила разрядка. Я знал уже, что гора будет нашей. Я достал из рюкзака радиотелефон и связался с базой: «Алло, это штурмовая группа! Видим вершину! Скоро будем там. Поддерживайте связь!»

А Юзек? В его утреннем состоянии я не усматривал никакой опасности. Ему, по-моему, ничто не грозило. Между критическим состоянием и простым недомоганием — дистанция огромного размера. По-моему, он мог бы идти. Мне казалось, что он поступает благородно: чувствует себя не в форме и отказывается. Ради своих коллег...»

Шимек, очередной день в лагере II: