В тени Холокоста. Дневник Рении

Готово! Наконец! Все прошло как во сне. Экзамены закончились. Все прошло хорошо, лучше, чем я ожидала. Браво, Рения! Сейчас поздно, на улицах темно. Кажется, сирена… Солдаты на конях бросаются врассыпную, поднимаются командиры – большая суматоха. Мы собираемся скоро поехать к папе! О, кто знает, может быть, новая война. Спаси нас, Господи. Скоро смогу тебе кое-что рассказать, подожди!

17 июня 1940 г.

Завтра мой день рождения. Мне будет 16. Считается, что это лучшее время в жизни. Часто говорят: «О, где мои 16 лет!» А мне есть, да, это мой возраст, а я так несчастна!

Франция капитулировала. Гитлеровская армия заполоняет Европу. Америка отказывается помочь. Кто знает, они могут даже начать войну с Россией.

Я здесь одна, без мамы и папы, без дома, меня дразнят, надо мной смеются. О Боже, зачем наступил этот ужасный день рождения? Не лучше ли умереть? Смотрю с высоты своих 16 лет и думаю – достигну ли я конца. «Тихо, как лезвие сквозь масло»[26]. Это смерть. Не станет ли сразу легче? У меня будут долгие, печальные похороны. Может быть, будут плакать. Они не будут относиться ко мне с презрением, как сегодня (Дзидзю[27], «Никто не хочет встречаться с этой старой коровой»). Мне только жалко мамочку, мою мамулю, мою маму… Почему ты далеко от меня, так далеко? Мне так будет лучше. Никогда не буду об этом думать. Но я плачу и плачу о том, что не будет никакой разницы.

Я иду по улицам пустынным
От моих шагов глухое эхо.
Город замер: точно все исчезли,
Точно в одночасье переехали.
Даже листья не дрожат от ветра,
Фонари не дребезжат занудно.
Только слышу – кто-то тихо плачет
В переулке темном и безлюдном.
Я оглядываюсь: кто ты? Где ты?
Что ты плачешь посредине ночи?
Может быть, скучаешь ты по дому?
Может, маму ты увидеть хочешь?
Неужели думаешь, что кто-то
Здесь тебя услышит и поможет?
Или ошибаюсь я и все же
Не один ты?

Я иду по улицам пустынным,

Я ищу того, кто тихо плачет.
Я ищу его и понимаю:
Это я…

1 июля 1940 г.

Послушай, мой день рождения оказался вполне хорошим днем. Я получила два флакона духов, цветы и помаду от Норы и Ирки. Мы втроем теперь в хороших отношениях – моя милая, моя одна-единственная Норка, Ирка и я. Эта идиллия длится с начала экзаменов. Долго еще она продержится? Не знаю. В любой момент мы можем разойтись из-за какой-то идеи, любая ссора или политический ветер может развеять наше тройственное перемирие. И позволь сказать, политический ветер усиливается. Америка вступила в войну[28]. Англия рассчитывает на нас, мы не знаем, что делать, и так далее.