Гонения быстро распространялись во все стороны от Константинополя. В 529 г. новости об императорских законах достигли единственного города, который больше, чем любой другой, оставался верным языческим учениям и фантазиям. Разве само название этого города – Афины – не свидетельствует о его пребывании во власти демона? Великий храм Афины Паллады, Парфенон, уже был очищен от колоссальной статуи богини и превращен в церковь, но в тени Акрополя еще остались школы, где продолжали обучать доктринам Платона и Пифагора. Но ненадолго. Не нужно быть философом, чтобы оценить значение декретов Юстиниана даже для самых видных представителей языческих интеллектуалов. Выбор, перед которым они оказались, был суровым: обращение, ссылка или смерть. Философы, которых мученичество привлекало не больше, чем крещение, выбрали отступление. В 530 или 531 г.121
они покинули Афины, тем самым лишив город философии на ближайшее тысячелетие. Опасаясь оставаться в зоне досягаемости Юстиниана, они отдались на милость его единственного настоящего противника – шахиншаха. Хосров, восхищенный открывающимися перед ним возможностями, устроил ссыльным философам радушный прием. Но Ктесифон не стал вторыми Афинами. Прошло не больше года ссылки, как опальные философы, испытывавшие острую ностальгию, попросили у своего нового хозяина разрешения уехать. Хосров милостиво согласился и даже заручился заверением Юстиниана, что философам позволят жить спокойно, не будут заставлять отказаться от традиционных взглядов или навязывать мнения, не совпадавшие с их собственными122. Однако что случилось с философами после этого – тайна. Одни авторы предполагали, что они вернулись домой и жили там в мирном забвении, другие утверждали, что они осели в оплоте язычества – Харране123. Одним словом, где завершился их путь, неизвестно. Очевидно лишь одно: в Афинах философия не возродилась.«Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» – спросил Павел, браня афинян за идолопоклонничество124
. Спустя пять веков лишь немногие могли бы усомниться в ответе. В 532 г., когда афинский епископ готовился въехать в дом, недавно освобожденный главой школы, которую основал Платон, Юстиниан воспользовался отличной возможностью подчеркнуть мораль125: огненная буря волнений в сердце Константинополя оставила церкви – и бани – в руинах. Самой тяжелой потерей стал собор Айя-София. Новое строительство началось уже через сорок пять дней после разрушения. Но Юстиниан задумал нечто большее, а не просто восстановление: мудрости Бога должен быть посвящен самый дерзкий, великолепный и грандиозный сводчатый собор. Величественный купол, словно небесный свод, опирающийся на воздух126, будет возведен там, где раньше была только остроконечная крыша. При взгляде издалека купол будет неясно вырисовываться над башнями и колоннами Золотого города, словно паря в небе127, а блеск его украшений будет сиять, как второе солнце128. Новое зрелищное сооружение продемонстрирует христианам истину, которой Юстиниан посвятил всю свою жизнь: рай действительно может быть построен на земле.Постройка собора Айя-София заняла шесть лет. Когда 27 декабря 537 г. ликующий Юстиниан, окруженный дымом ладана и блеском золота, под звон колоколов освящал церковь, он осознавал, что свершается чудо. Стоя под колоссальным куполом собора, он понимал, что мудрость Господа действительно спустилась на падшую землю. Язычество искоренено, порядок одержал верх над хаосом, а Римская империя раз и навсегда пришла к Христу.
Ну а как насчет тех, кто живет за пределами империи? И здесь, по убеждению Юстиниана и его советников, был повод для оптимизма. Религия – хотя слово было латинским, а концепцию улучшили несколько поколений цезарей – предназначалась не только для Римской империи. Претензии религии являлись в такой степени глобальными, что превосходили честолюбивые стремления даже самого амбициозного императора. Варваров, которые всегда стояли насмерть против мощи легионов, определенно можно привести к Христу, а Евангелие проповедовать и в самых далеких уголках мира. И тогда небесный свод сделает из всего мира одну большую и всеобщую Айя-Софию.
На это надеялся Юстиниан и его придворные.
Глава 4
Дети Авраама
Пусть расцветет пустыня