В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

На самом деле все могло быть наоборот. Задолго до прихода ислама ученые, работавшие над другими священными текстами, неумышленно продемонстрировали тревожную истину: чем больше почтительное благоговение, с которым люди относятся к тексту, тем более полной может быть амнезия в отношении обстоятельств его появления. В Ираншехре Пероза зороастрийцы, адаптировавшие наследие древних книг к политическим требованиям своей церкви, не колеблясь, переместили место рождения Заратустры в Мидию. Талмуд, конечно, являлся важным проектом, который должен был продемонстрировать, что Моисей чувствовал бы себя дома в иешивах Суры и Тивериады. Христианские богословы, желая установить первенство собственной веры, написали множество комментариев к Танаху, доказывая, что Ветхий Завет — на самом деле предвестник Христа. Если приверженцы эволюционирующей религии ислам, столкнувшись с писаниями несомненной святости, но изобилующими фразами, которые они едва могли понять, серьезно занялись толкованием тайн, не как историки, а как люди, желающие понять деяния Господа, они все равно не смогли бы сделать ничего, что до них не делали мобеды, раввины или епископы.

Чтобы установить, когда именно был создан Коран и действительно ли он является аутентичным источником сведений о жизни пророка и его времени, важно очистить его от комментариев, которые плелись вокруг священного текста начиная с IX в., чтобы увидеть его неприукрашенным. Но это нелегкая задача. Те же самые неясности, которые подсказали мусульманским ученым создать целый ряд комментариев и биографий пророка, делают, мягко говоря, затруднительным чтение священной книги мусульман в свете одного только Корана. В отличие от Библии, в которой упоминается много датируемых правителей, начиная от Кира и до Августа, Коран проявляет весьма прискорбное для любого историка отсутствие интереса к геополитике. На его страницах называются в основном ангелы, демоны и пророки. Четыре раза упоминается сам Мухаммед. Есть еще некая таинственная фигура — Зейд, который одновременно является бывшим мужем одной из жен пророка и его приемным сыном. Традиция идентифицирует его как бывшего раба, который погиб в бою, став ранним мучеником ислама. Наконец, есть еще неверующий по имени Абу Лахаб, который появляется в биографии пророка как его дядя, осужденный вместе с женой гореть в «пламенеющем огне»[544]. Никакие другие современники Мухаммеда по имени в тексте не упоминаются. Коран сфокусирован не на личном, а на божественном. Перед грандиозным масштабом сияния, в котором всесилие Господа может быть и очень личным, и космическим, его присутствие может быть ближе к верующему, чем его «шейная жила»[545], и дальше, чем самая далекая звезда во Вселенной, что такое простой смертный? Голоса в Коране принадлежат Богу и Его пророку, больше никого не слышно.

Но это вовсе не говорит о том, что в диалогах Корана нет смысла. На самом деле это дискуссионная книга. Но голосов тех, кого презирают или ругают, не слышно, их верования остаются неизвестными. Их называют Mushrikun — мушрик — те, кто виновен в ширке. Такое обвинение — вера в то, что сверхъестественные существа могут быть партнерами Бога и вполне подходящими объектами для поклонения, – стало в исламе самым непростительным из грехов. И среди мусульманских ученых окрепла уверенность, что мушрик — это идолопоклонники и язычники, благоговевшие перед животными и камнями. Но Коран этого вовсе не утверждает[546]. Если основываться на одном только свидетельстве священного текста, мушрик делили целый ряд верований с иудеями и христианами, не говоря уже о самом пророке. Мир создан одним Богом; Он слушает тех, кто к нему обращается — молитвой или паломничеством; Он правит как властелин ангелов. Понятно, что все сказанное было общим для Мухаммеда и его оппонентов, как и знакомство с персонажами Библии, – это в Коране считалось само собой разумеющимся. Согласно пророку, мушрик ошиблись в том, что уверовали в шокирующую идею: что Бог — отец ангелов, который будет прислушиваться к любым молитвам, обращенным к нему при их посредстве. Хуже того: в мире, где ни один мужчина не сомневался в своем превосходстве над женщиной, мушрик допустили обращение ангелов, слуг Милостивого, в женщин[547].

Было ли это действительно тем, что сделали мушрик, – вопрос, конечно, сложный. «Чему следуют те, кто призывает, опричь Бога, соучастников ему? Они следуют только мнению, делают предположения»[548]. Вряд ли, справедливости ради следует отметить, судя по самой подробной каталогизации того, во что могли верить мушрик. Пророк явно не был энциклопедистом, ему не хватало ненасытной страсти Епифания к каталогизации точных деталей глупых поступков своих оппонентов. Кем бы или чем бы ни являлись мушрик, их невозможно увидеть — разве только сквозь плотную пелену полемики. Определенно в самом факте их существования нет абсолютно ничего, что помогло бы нам узнать, когда они процветали.