В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

К счастью, Коран все же не пустился в свободное плавание при полном отсутствии исторических якорей. Среди его 114 глав — или сур — все же есть редкие ключи, которые указывают нам на вероятные даты их создания. В одном, по крайней мере, мы можем быть уверены: его окончательная форма относится к значительно более позднему периоду, чем сокращение Самуда — большой конфедерации арабских племен, использованной римлянами, о которой упоминает пророк в качестве примера земного величия, подорванного и униженного. Было время, говорит он, когда Бог «поставил вас наместниками и поселил вас в этой земле, долины ее вы заняли каменными зданиями, в горах иссекли себе дома»[549]. Все это длилось до тех пор, пока в качестве платы за отклонение от прямого и строгого они были ниспровержены. Если упоминание Самуда подразумевает знакомство пророка с проблемами римского владычества, тогда оно подтверждается другим стихом, единственным во всем Коране, где называется современная власть: «Римляне побеждены в близкой от этой земле, но они, после того как были побеждены, сами победят после нескольких годов»[550]. Трудно сказать, на что еще указывает эта ссылка, если не на утрату Палестины, захваченной Хосровом II. Пророчество кажется кратким и брошенным на ходу, но его выводы очень важны. Такой ужасной была великая война между Персией и Новым Римом, ее результатом стали такие страшные разрушения, что ее эхо докатилось даже до тронного зала небесного царства. Ведь, в конце концов, ни один другой земной конфликт не стал подсказкой для долгосрочного прогноза от самого Властелина Мира.

Все это подводит историка к очевидному и приятному выводу. В сравнении с болотами и зыбучими песками других источников о жизни пророка книга откровений предлагает нечто более ценное, сравнимое с островком твердой земли в трясине. В отличие от свидетельств, которые дают хадисы, многочисленные жизнеописания Мухаммеда и комментарии к Корану, представляется, что текст самой священной книги мусульман действительно восходит к времени жизни пророка. Это делает его, если не считать несколько других, очень коротких и таинственных, документов нашим единственным базисным источником, повествующим о его деятельности. Иными словами, только в нем следует искать ключи, касающиеся жизнедеятельности пророка. Восстанови их — и появится возможность найти в Коране информацию не только о личных обстоятельствах пророка, но и кое-что еще более ценное — широкий контекст века.

Возьмем, к примеру, стих, который предсказывает, какой из двух великих имперских народов победит в великой войне.

В предположении, что Бог благоволит к делу римлян и что их судьба имеет воистину космическую важность, нет ничего отличного от собственного неувядаемого самомнения римлян. В Коране тоже можно заметить слабое эхо боевой трубы Ираклия, поднимавшего империю на бой. «Тебя спрашивают о Двурогом»[551] — по-арабски «Зю-ль-канейне». Это — титул великого правителя, который дошел до края земли и построил там ворота из железа, облицованные бронзой, тем самым пленив волнующиеся орды Гога и Магога. Для мучимых мыслями об апокалипсисе римлян эта биография указывает только на одного человека, тем более во время правления Ираклия. Александр Великий, покоритель персов, тюремщик Гога и Магога, – в последнее время его имя было на устах у всех христиан. Среди триумфов и унижений великой войны против Ираншехра римские пропагандисты неоднократно тревожили его память. В 630 г., когда Хосров наконец был свален и Ираклий готовился войти в Иерусалим, в Сирии стали рассказывать сказочную историю, явно написанную на злобу дня и изображающую Александра[552]. Великий завоеватель, если верить ей, не только достиг места, где заходит солнце, и окружил стеной Гога и Магога. Кроме этого, он еще предсказал, что в конце времен власть христианской империи распространится на весь мир — до самых краев. Обнадеживающая новость для Ираклия, надо только, чтобы все ее правильно поняли. Александр в этой сказке поклялся идти в Иерусалим и взять с собой серебряный трон, «так чтобы Мессия, когда придет с небес, смог сесть на свой царский трон, и его царство продлится вечно»[553]. Не самая тонкая параллель с Ираклием и его ношением Истинного Креста, но зато громкая. А то, что рассказ о Двурогом в Коране создан непосредственно по ее образу и подобию, показывает меру ее эффективности как прославления входа императора в Иерусалим. Сюжет, образы, даже отличительные черты героя — рога — все идентично[554]. Значит, здесь возможна точная датировка сегмента Корана. Но все же, несмотря на все сказанное, история о Двурогом показывает лишь следы ее происхождения из римской пропаганды 630 г. В ней определенно ничего не осталось о пророчестве Александра о том, что Новый Рим унаследует мир и Христос придет снова. Вместо этого ее представление о последних днях мира — с набегами Гога и Магога и драматической материализацией ада — обрело черты, не относившиеся к определенному времени: ничего откровенно христианского и римского.