В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Иными словами, история происхождения ислама не может писаться без ссылок на истоки иудаизма и христианства, а история происхождения иудаизма и христианства, в свою очередь, не может писаться без ссылок на окружающий мир, в котором они появились. Видение Бога, к которому присоединялись раввины и епископы и которое унаследовали последователи Мухаммеда, не появилось из ничего. Монотеистические верования, в конечном итоге ставшие государственными религиями на территории от Атлантики до Центральной Азии, имеют древнейшие и во многом неожиданные корни. Проследить их — значит направить луч прожектора на всю цивилизацию поздней Античности. Уход за зубами священнослужителей Заратустры и пограничная политика римских стратегов, фантазии об Александре Великом в Сирии и сказки о погребенных книгах заклинаний в Ираке. Иудеи, считавшие Христа Мессией, и христиане, жившие как иудеи, – все это части одного пазла. Нет никакого смысла прослеживать ход революции, кульминацией которой стало создание халифата, начиная с откровений мусульманского пророка. Поэтому мы начнем не с Мекки и даже не с Иерусалима, а с земли, которая стала родиной двух чрезвычайно плодотворных убеждений в том, что человеческая империя может быть глобальной, а могущество Бога — всеобщим.

Мы начнем с Персии.

Часть вторая Джахилия

Религия, которой учит пророк или проповедник истины, является единственной основой, на которой строится великая и могущественная империя.

Ибн Хальдун. Большая история

Глава 2 Ираншехр

Шах

Любому персидскому царю, который усомнился, что правит избранным народом, достаточно было тронуть себя за подбородок. В то время как творец вселенной в своей безграничной мудрости посчитал уместным наделить жителей более отсталых регионов волосами или слишком кудрявыми, или слишком прямыми, Он даровал жителям Персии бороды, воплощавшие понятие о «золотой середине»[81]. В этом персы видели свидетельство своего большого превосходства. «Наша земля, – любили повторять они, – лежит среди других земель, а наши люди — самые благородные и прославленные из существ»[82]. Причем величию персов способствовали не только волосы на лице, но и другие отличительные черты и качества.

В первые века христианской эры они действительно славились. Их владения простирались далеко за границы самой Персии — от границ Сирии на западе до Гиндукуша на востоке, от пустынь Аравии на юге до армянских гор на севере.

Тем не менее богатство и слава такой империи могли быть источниками не только гордости, но и беспокойства. Так же как мухи слетаются к столу, ломящемуся от яств, а саранча — к урожайным полям, так же дикарей притягивает золото и шелк. Персы, имевшие репутацию «отважных воинов, искусных на поле брани»[83], считали такие набеги всего лишь источником раздражения и отбивали с необычайной легкостью. Однако в IV в. ситуация начала меняться. До сердца страны стали доходить слухи о серьезных сражениях на дальних границах. Победы пока еще одерживались, но противник становился все более грозным. Волны, разбившиеся о бастионы персидского могущества, с каждым годом становились все более сильными. В движение пришли целые племена и народы. Ситуация быстро ухудшалась. Кочевники доставляли много беспокойства, но все же не так много, как те из них, что решили пустить корни. К середине V в. персы оказались лицом к лицу с совсем другим врагом — с царством вооруженных всадников, возникшим на северо-восточном рубеже империи.