В тени молнии

Это была Осса, столица Оссанской империи, крупнейшей и могущественнейшей державы мира: настолько богатый город, что даже простолюдины здесь носили годглас. Монтего пробыл в нем всего пять минут, а уже задыхался от вони и почти оглох от грохота. Он старался не думать о том, как сильно он выделяется в этой толпе, со своей простой провинциальной блузой и узелком из старых семафорных флажков, свисающим с бабушкиной дубинки.

– Извините, – обратился паренек к одному пешеходу, но тот, не обратив внимания, промчался мимо. – Скажите, пожалуйста… – попробовал он еще раз, с тем же результатом. Он почувствовал, что краснеет, и еще больше смутился, зная, как легко заливаются краской его большие круглые щеки, выдавая его смущение другим. – Простите…

Монтего озирался, надеясь буквально на чудо: может, какой-нибудь знакомый окажется сейчас на этом перекрестке и поможет ему. Вдруг кто-то с размаху налетел на него. Монтего невольно перехватил руку, которая тянулась к его карману. Мальчишка – судя по виду, не намного моложе его самого – удивленно поднял на него глаза и забормотал что-то в свое оправдание.

– Нет, – твердо сказал Монтего и оттолкнул воришку.

В провинции дерзкому карманнику надавали бы по рукам, но он еще не знал, как поступают в таких случаях здесь.

Правда, Монтего не о чем было беспокоиться. В его карманах не лежало ничего соблазнительного даже для вора. Все свои оззо, крошечное бабушкино наследство, он потратил на дорогу сюда, в столицу. Монтего переступил с ноги на ногу и снова огляделся, не зная, с чего начать, и спрашивая себя, не стал ли он жертвой обмана. Бабушка всегда говорила, что в Оссе лгут все, начиная с членов семей-гильдий и заканчивая уличными попрошайками.

Он почти отчаялся, когда к перекрестку с грохотом подкатила карета. Ее дверцы были отделаны серебром, на пурпурных занавесках красовался вышитый знак: перевернутый треугольник, расколотый зазубренной молнией. Монтего узнал его и порылся в своем узелке в поисках старого фиолетового носового платка с точно такой же эмблемой. Да, он не ошибся: символ семьи-гильдии Граппо.

С облучка экипажа спрыгнул возница и уставился на него.

– Ты Монтего? – спросил он.

– Да, сэр.

Монтего услужливо протянул вознице носовой платок, но тот даже не взял его и, распахнув дверцу, знаком пригласил мальчика забраться внутрь. Оказавшись в карете, Монтего обнаружил, что он там не один. В салоне – гораздо более просторном, чем у того экипажа, в котором он ехал сюда, – сидели два человека. Первой была статная женщина лет, наверное, тридцати пяти, с вьющимися черными волосами, нежным лицом и суровыми глазами. Смугло-оливковый цвет лица выдавал принадлежность к оссанской элите, при взгляде же на ее богатую парчовую тунику Монтего почувствовал себя даже не бедным, а нищим.

Вторым пассажиром был мальчик. Монтего не умел определять возраст других детей – привыкнув к своему массивному, не по годам, телу, он всегда терялся, глядя на эту мелюзгу. Этот мальчик был по крайней мере на пару лет моложе его. То есть ему девять? Или уже десять? Монтего не мог сказать наверняка. К тому же мальчик стоял, прижавшись лицом к окну в противоположной дверце, и лишь мельком взглянул на вошедшего подростка. Он был невысок, но хорошо одет.

Пока карета катилась по тряской булыжной мостовой, все трое сидели молча, причем Монтего понял, что не знает, как правильно обращаться к членам семьи-гильдии из Оссы. Может быть, нужно поклониться? Или здесь выражают свое почтение с большим раболепством? Бабушка говорила, что в Оссе обращают внимание на манеры. По крайней мере, раньше обращали.

«Не очень-то это помогло мне, бабушка».

– Монтего аль Боу, – представился он, наклоняя голову и протягивая даме потрепанный фиолетовый платок.

Та задумчиво взяла его и потерла ветхий шелк между пальцами. На тыльной стороне ее правой руки Монтего увидел большую татуировку – символ, такой же, как на занавесках кареты и носовом платке. Монтего знал о татуировках достаточно много, чтобы понять: перед ним – матриарх важной семьи-гильдии.

– Адриана Граппо, – сказала женщина. – А этот грубиян рядом со мной – мой сын Демир. Скажи, тебе и вправду всего двенадцать лет?

Монтего посмотрел на Демира, но тот не поддался на подначку матери.

– Почти тринадцать, мэм.

– В письме твоей бабушки говорилось, что ты большой мальчик. Я тогда не поняла, что она имела в виду.

– Всего около шести футов ростом, мэм, – сказал Монтего, ссутулившись.

Люди вечно твердили ему про его рост, про румяные щеки, круглые, словно яблоки, про то, какой он плотный. Вот и теперь ему захотелось поговорить о чем-нибудь другом, но о чем? Он не знал этих людей, а они не знали его. В этот момент, сидя в богатой карете в бедной одежде, он особенно остро ощутил свою нищету и внезапно пожалел, что не остался в провинции. Бабушкина дубинка лежала у него на коленях, и он вцепился в нее, как хватаются за ствол дуба в бурю.

Взгляд Адрианы опустился на оружие.

– Твоя бабушка была палочным бойцом и даже пользовалась популярностью в провинции, так?

– В молодости, мэм.