В тени монастыря (СИ)

На чертог опустилась тень. Светильники не потухли, но вокруг каждого из них сгустилась тьма, как будто вдавливающая свет обратно в источник. Эредар встал. Крем и фрукты опали с его одежд, не оставив и следа. Его лицо, обычно веселое, ехидное или глумливое, было спокойно, лишь глаза блестели голубой яростью. У Амалькирии замерло сердце. Эредар был весельчаком, бабником и пьяницей - и самым большим знатоком темных искусств в Эйнхораммельде, да и на всем Сегае. Его язвительные замечания нередко перерастали в знатные перебранки, и даже потасовки, но никто и никогда не пытался по-настоящему его унизить. Губы джена беззвучно двигались - он явно колдовал, хотя и без видимых последствий. Амалькирия вновь попыталась связать его, но с ужасом обнаружила, что не может вспомнить нужных слов. Это было так странно и пугающе - будто вдруг обнаружить, что река, которая всегда текла за окном, неожиданно исчезла, и во всей округе теперь не сыскать воды, чтобы напиться. Она попробовала снова - и с тем же результатом. Она могла лишь открывать и закрывать рот.

Губы Эредара растянулись в улыбке:

- Я так не думаю. Ты сковала меня - а я сковал твою силу. Отныне ты сможешь колдовать лишь тогда, когда тебе грозит смертельная опасность. А убивать невесту своего брата я все-таки не буду. Вынужден покинуть вас, - вновь нацепив свою шутовскую ухмылку, обратился Эредар к гостям, - где у вас тут комната для мальчиков?

На этом праздник закончился. Таоден и другие чародеи пробовали снять заклятье Эредара - без особой, впрочем, надежды на успех, ибо ему и впрямь не было равных в темном колдовстве. На самого Эредара надежды не было: как объяснил Амалькирии ее расстроенный жених, брат вряд ли простит Амалькирию раньше, чем через полсотни лет. Взбешенная и бессильная, Амалькирия покинула дворец Таодена той же ночью, и отправилась в родные южные края, подальше от Эйнхораммельда - в чем была, в свадебных шелках и алмазной диадеме, верхом на своей знаменитой крылатой львице.

Юг в те времена был куда опаснее севера, и на первой же ночевке Амалькирию подстерегли разбойники, возжелавшие ее молодости и богатств. Лишь только джана почувствовала опасность, ее сила освободилась - и от разбойников остались только сапоги. Так опасные приключения стали для Амалькирии единственным ключом к ее силам, и с тех пор она искала лагеря разбойников и логова чудовищ, заходя в них без страха, лишь с предвкушением. Ударивший меня по правой щеке да лишится руки, - так говорила Амалькирия, и вскоре стала почитаема народами Сегая как джана Справедливости, защищающая простой люд. Она поселилась в храме, воздвигнутом для нее благодарными людьми, и всегда приходила на помощь тем, кто в ней нуждался. Когда весть об этом достигла Эйнхораммельда, Эредар, сменив личину, явился в Храм Амалькирии, и вместо взбалмошной дикарки, распугивающей людей своей яростью, увидел повзрослевшую, мудрую деву в окружении почитателей и сподвижников. Дождавшись ночи, темный чародей освободил Амалькирию, и на следующий день Таоден вновь явился просить ее руки. На сей раз, они обручились, и с тех жили долго и счастливо, путешествуя по миру вдвоем: знаний и мудрость в нерушимом союзе с острой как лезвие бритвы, опасной и жесткой справедливостью.

Глава 14. Каркальщик

Ухо, как и обещала матушка Алтемья, прошло скоро, и у Ярина осталось еще целых два дня отпуска, которые он потратил на еще одну поездку в Железный лес. Он спрашивал о лесной отшельнице в лавках - но, конечно же, напрасно, никто ничего не видел и не слышал. Он разыскал Дорна, которому Орейлия попросила передать письмо, и узнал от него, что он был у Орейлии трижды за лето, привез ей на телеге мыла, спичек, соли и всяких других припасов, как и обычно, а больше она ни о чем и не просила, так что обвинить его не в чем. Ярин повторно обшарил дом Орейлии в поисках какой-нибудь зацепки, но так ничего и не нашел - кроме, действительно, мыла, спичек и соли, Ярин специально заглянул в кладовую, и убедился, что Дорн не врал. Ничего нового. У парня не было малейшего представления, что нужно было делать в подобной ситуации. Возможно, вместо постижения глубин искусства Иллюзий, ему следовало бы как-то учится и практическим вещам? Впрочем, ни Тарп, ни умудренный годами Тух также не посоветовали ничего стоящего.