В тени монастыря (СИ)

Амалькирия была поражена, ошарашена, растерянна. Никогда еще она не видела такого великолепия, такого количества людей, собранных в одном месте. Музыка, звон бокалов, светские разговоры врывались в ее уши, давили на разум. Но девушка старалась держаться молодцом - ведь она, Амалькирия-Буреносица, видела еще и не такое, она успокаивала и вновь вызывала штормы, одним своим взглядом заставляла приседать львов, а от ее крика начинались грозы. Но... все-таки бури, ветры и дикие звери были как-то проще и понятнее, чем великолепие чертогов Эйнхораммельда. Она неловко уселась за стол, осторожно оглядываясь по сторонам. Сколько всего! Взгляд ее упал на тарелку, и тут она увидела, наверное, с десяток разложенных вокруг нее приборов. Нож и вилку она узнала, но зачем их так много? И эти щипцы с острыми зазубренными краями? А палочки? На них нужно нанизывать фрукты? Девушку охватила паника. Она так и не успела научиться есть за столом. - Какого черта? - вдруг подумала она, - это моя свадьба. Как захочу, так и поем! И, найдя столь простой выход из затруднительного положения, она схватила лежащую невдалеке баранью ногу, и впилась в нее зубами. На белоснежное платье стекла струйка желтоватого сока.

Чертог замолк. Теперь ошарашены были уже гости. Красавица-джана в шелках и алмазах, невеста самого Таодена - и вот так жрет? Раздались шепотки, потом смешки. Таоден сидел красный, как рак. За все время, проведенное с Амалькирией, он так и не додумался обучить ее хотя бы азам этикета. Им было чем заняться и без того, да и зачем нужны столовые приборы для жаренного на вертеле зайца или вареных омаров, собственноручно выловленных со дна?

- Братец, ты ей мяса-то никогда не показывал, что ли? - не выдержал Эредар, шумный, веселый и феноменально наглый брат Таодена, успевший уже неслабо набраться.

Амалькирия вспыхнула от смущения. Бараньей нога застыла на полпути ко рту. Таоден мямлил что-то невнятное, и Эредар продолжил, обратившись уже напрямую к Амалькирии:

- Так, золотце, положи, я тебя умоляю, эту ногу. Вот смотри, это - вил-ка. А это - но-жик. Возьми вилку в левую руку, а нож - в правую? Поняла?

Случайно или нет, но Эредару удалось в точности воспроизвести интонации противной Олиемены, одной из многих нянечек, что приставляли к ней родители в детстве. Когда голодная девочка просила есть, Олиемена частенько заявляла, что время обеда уже прошло, или, напротив, еще не началось, и даже если со временем все было в порядке, нельзя было просто получить еду - нужно было сначала переодеться, потом помыть руки... Амалькирия славно проучила ее тогда, выманив заклинаниями змей, лягушек и ящериц со всей округи и уложив их к Олиемене в постель. Это было так весело! Амалькирия посмотрела на ухмыляющуюся рожу Эредара, обвела глазами зал... Некоторые гости откровенно хихикали глядя на нее, другие нарочито смотрели в другую сторону или прятали глаза за кубком вина. Мерзкий Эредар! Неловкость, смущение, стыд переполнили ее - и, как обычно, обернулись рокочущей яростью. Сейчас она ему покажет! Амалькирия выбила нож из руки Эредара, выхватила вилку и вонзила ее джену в голову. Сила ее гнева была столь велика, что столовый прибор вошел в череп наполовину.

Джена не так-то просто не то что убить, но даже серьезно ранить, поэтому через пару минут Эредар, вытащив вилку из головы, оглушительно хохотал.

- Ух, какая страсть! - наконец, отсмеялся он, - теперь я начинаю понимать, что Тао в тебе нашел. Аррр, - Эредар подмигнул брату и задвигал бедрами.

Что это он... Ах он! Да как! Задохнувшись от возмущения, Амалькирия сковала Эредара чарами - ей понадобилось всего лишь представить себе клешни, сотканные из уплотнившегося воздуха, которые схватили джена за руки и ноги, и затем позвать эти клешни, обратившись к ним по имени - и вот уже наглец полетел. Приземлился он, по случайности, в праздничный торт, но Амалькирии было уже плевать: она макала и макала его ненавистную рожу в море бисквита и крема - и не замечала, какая гробовая тишина повисла в зале.