Вожделенную печать мы получили впритык к концу рабочего дня, лишившись почти всей распиханной по карманам наличности – движение бумаг требовало постоянной смазки, и выбрав почти весь отведенный моим планом лимит по времени. Теперь оставалась последняя часть – рассчитаться с Христ и смыться.
Ввалившись в уже не нашу квартиру, я представил наемнице свой труд:
– Как ты просила. Пять штук, все от пуль. В отличие от прошлых, многоразовые. Надолго заряда не хватит, минут на пять, не больше. Потом будет несколько месяцев заряжаться самостоятельно. Или отдай магу, он зарядит.
– Поняла, – кивнула Христ, принимая оплату, – Ну что, Колокольчик, давай прощаться?
– Приятно было с тобой работать, Христ!
– С тобой тоже, малыш. Придется туго – возвращайся, наше место базирования ты знаешь. Мы тебя в обиду не дадим. Те объявления уже давно забыты, да и ты сам сильно изменился, а если еще пострижешься по-другому, отрастишь усы или бороду… К тому же контингент Слободки все время меняется, из старожилов почти никого не осталось. Через годик и мы куда-нибудь в другое место двинемся. Но ты парень умный, найдешь. А если надумаешь, то я некоторое время еще в столице буду, вот здесь, – и протянула записку с предусмотрительно написанным адресом, – Если что, там про меня и наш отряд всегда справки навести можно, не стесняйся, заходи, тебе будут рады.
– Спасибо, – ответил севшим голосом, потому что горло перехватило. Из всех знакомых женщин Христ своим отношением ко мне больше всего напоминала мать.
– До встречи, Кабан Стальные Яйца! – хлопнула валькирия по плечу, заставив Машку округлить глаза от обращения.
– Ни пуха ни пера, Христ! – пожелал напоследок и закрыл за ней дверь.
– Машка, ходу! – скомандовал, едва вынул ключ из замочной скважины.
– Почему она так тебя назвала? – крикнула девушка из своей комнаты, где быстро-быстро переодевалась во врученную ей мальчишечью одежду.
– Потом расскажу!
– А почему мы торопимся? Все же уже сделано? За нами кто-то гонится? – посыпались новые вопросы.
– Маша! Лавка продана, но кто сейчас это знает, кроме Хака?
– А почему, кстати, Хаку, ты же Мурзе хотел? – несвоевременное любопытство не желало утихать.
– Хаку, потому что так получилось, Мурзе немного не до покупок. А бежим мы еще потому, что ты по-прежнему богатая наследница, а сейчас еще не привязанная ни к какой недвижимости. Много надо, чтобы тебя ограбить?
– Да, – пыхтя, отозвалась, – Ирина Львовна несколько раз кого-то шугала…
– Вот видишь! Маш, потом все расскажу и объясню. Готова?
– Готова, – откликнулась девушка, показываясь в гостиной. Из обзаведшейся женственной фигурой Марии мальчик вышел не очень, вся надежда на темноту и мешковатую куртку. Будем надеяться, приготовленной маскировки хватит.
– Присядем на дорожку? – предложила она.
– Присядем.
Усевшись на диване, взглядом обвел покидаемое помещение, вспоминая, все ли взял? Квартиру и лавку я продал, но в договоре ни слова не говорилось об обстановке и личных вещах. Понятно, что за короткую насыщенную неделю перетащить все через оборудованный Крестом или кем-то до него потайной ход я не мог, но самые ценные экземпляры хранились теперь в запароленной банковской ячейке, дожидаясь более спокойных времен. Туда же переехали раритеты из библиотеки дяди Жоры. Аренда хранилища влетела в копеечку, но продажа любой вещицы из сохраненного барахла оправдает все траты.
Ёпта! Подпрыгнул на диване и тенью метнулся в покинутую спальню. Идиот! Как я мог забыть?! Бомба!!!
И под кроватью, и под столом, и в шкафу – больше спрятаться громоздкому чемодану негде – бомба отсутствовала.
– Потерял что-то? – спросила Мария, наблюдая из дверного проема за моими метаниями.
– Да. Веру в любовь, – зло отозвался я на ее вопрос, – Не находила?
– Н-нет… – моей мрачной шутки Машка не оценила.
– Ну и пес с ней!
Пробираясь под прикрытием накрапывающего холодного дождика темными подворотнями к вокзалу, остановился у неприметного домика. Согласно разработанному плану здесь следовало подкинуть во двор прощальный подарочек Мирзоевым, получившим расчет рано утром в день найма Христ. Простой «огневичок», предназначенный вызвать пожар с задержкой в несколько часов, в переносном смысле жег руки, но, стоя в тени ворот покосившейся халабушки, я никак не мог решиться забросить грубо сляпанный артефакт на худую крышу.
– Мы кого-то ждем? – шепнула из-за спины несостоявшаяся жертва козней одного маленького семейства. Семейства, ставшего для меня символом всего грязного, что есть в мире. Даже их фамилия из раньше нейтрально звучавшей стала ассоциироваться с мерзостью!
Искусственная попытка накрутить себя ожидаемого отклика в душе не нашла. Какая-то мутная пенка поднялась, но вовсе не испытываемое раньше справедливое негодование. Мало ли грязи я видел и еще увижу?
– Петь, – снова раздался тихий шепот из-под мышки, – Тебе опять плохо? Живот болит? Голова кружится? – прохладная ладошка коснулась лба, загоняя поднятую пену обратно.