В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи

Василий Сергеевич Молоков оставил не очень объемные воспоминания об этом перелете. Но в них постоянно, через каждые несколько абзацев, повторяется фраза «опасаюсь, как бы у меня не забрали машину». После того как из экспедиции убрали Яна Липпа и Фабио Фариха, он имел основания переживать. Но про сидение в стойбище Велькальтен Молоков пишет уже по-другому:

«И снова у меня портится настроение: опасаюсь, как бы у меня машину не забрали. Конечно, поправить лыжу – дело нетрудное, но затяжка… А Ванкарем так близок! Дело прошлое, но если бы у меня вздумали забрать машину, я бы ее не отдал. Условия Севера диктуют свои законы. Я считал – раз я уже пролетел опасные места и летел неплохо, это дает мне право на машину».

Ситуация с самолетами на 5 апреля 1934 г. на Чукотском полуострове

Существует легенда, что он и не отдал Каманину самолет. Нашел весомые аргументы. «А что ему? Кругом пятьсот…»[15] Борис Пивенштейн, ограниченный рамками воинской дисциплины, подобные доводы против своего командира использовать не мог. Каманин забрал у Пивенштейна самолет вместе с механиком Германом Грибакиным, своего механика Анисимова он оставил со сломанным самолетом.

Каманин сказал Пивенштейну следующее: «Придется оставить тебя здесь с моим самолетом. Мы возьмем с него бензин, чтобы хватило до бухты Провидения, и оттуда сразу пришлем тебе горючее. Постарайся за это время исправить мою машину и догнать нас… Я прекрасно понимаю, что тебе тяжело, сожалею, но ничего не поделаешь», – так это описал сам Борис Абрамович Пивенштейн.

В результате командирского решения Пивенштейн не стал Героем Советского Союза, а каманинский бортмеханик Анисимов остался совсем без наград. Но не будем забегать вперед.

Возможно, что никакого спора между Молоковым и Каманиным не было, все это легенды. Каманину лететь в компании с опытным «дядькой» было удобней, чем со своим ровесником Пивенштейном. С машины Каманина слили весь бензин, Пивенштейну и Анисимову оставили только пять литров «для примуса», и 3 апреля два самолета, оставшиеся из первоначальных пяти, покинувших Олюторку за две недели до этого, отправились в бухту Провидения. Про этот полет Каманин не сообщает, летели ли они с вдвоем с Молоковым строем, «по-военному», или уже «по-простому». Вместе с пилотами улетели штурман М. Шелыганов, механики Г. Грибанов, П. Пилютов, приборист-электрик И. Девятников и журналист П. Кулыгин – всего семь человек на теперь уже двух двухместных машинах. Несмотря на проблемы с топливом, перегруз их не остановил, и журналиста они все-таки с собой взяли. Читатель может попытаться угадать, на чьей машине полетел четвертый человек. Это несложный вопрос – журналист Кулыгин сел к Молокову.

Молоков с Каманиным довольно быстро достигли бухты Провидения, там заправились и в тот же день перелетели в Уэлен, где попали в компанию к Куканову, Ляпидевскому и Слепневу. В этот день Чукотский авиаотряд по числу исправных самолетов увеличился почти в три раза – вместо одного их стало три. Никогда еще за все время с начала операции Чукотка не располагала такими ресурсами. Осталось только дождаться хорошей погоды, чтобы приступить к эвакуации.

Ситуация в целом стремительно улучшалась, хорошие новости поступали каждый день. 4 апреля в Анадырь в полном составе прилетела группа Галышева, преодолев без происшествий 3500 км за 18 зимних дней, что само по себе являлось огромным достижением. Становится реально использовать в спасательной операции еще три самолета, причем два из них довольно вместительные. До Ванкарема им остается всего день пути, если лететь напрямик через горы, или два дня до Уэлена вдоль побережья. Но из-за непогоды они застревают в Анадыре до 11 апреля.

С 5 апреля в Анадыре начинают появляться еще авиаторы, но только… без самолетов. Утром 5 апреля недалеко от города врезается в сопку и сгорает самолет Демирова, второго отставшего летчика из каманинской группы, – в районе Анадыря была дымка, которая скрадывала рельеф. Летчик второй день метался вдоль побережья, никак не мог обнаружить Анадырь, поэтому шел низко и в результате столкнулся с землей.