Германцы неуклюже напали на пикинеров, но их атака была нестройной и хаотичной, из-за чего они быстро откатились назад, оставив возле пролома пару десятков убитых и раненых воинов.
Ги понимал, что враги не отступят и скоро начнется новый и, пожалуй, самый беспощадный штурм.
– Будьте начеку! Они могут снова выстрелить из своих проклятых штуковин!..
Не успел он закончить свою фразу, как аркбаллисты, издав два неприятных хлопка, выстрелили кольями по цепи пикинеров, убив и ранив часть воинов де Леви. Но самое страшное было в том, что этими залпами враги посеялись неуверенность в ряды защитников, которая вот-вот могла перерасти в панику.
– Мое знамя! – Крикнул де Леви. – Помогите мне забросить рондаш за спину..
Командир пикинеров быстро перебросил круглый щит ему за спину и подтянул ремешки, закрепляя его за плечами рыцаря.
Ги вышел вперед и, встав под развевающимся стягом, громко протрубил в боевой рог, вызывая германских рыцарей на пеший поединок. Он прекрасно понимал, что долго испытывать терпение и любовь переменчивой фортуны он не сможет, но именно так он рассчитывал вдохновить своих солдат и, по возможности, оттянуть время, выиграв пару десятков минут.
– Помоги мне, Господи… – едва слышно прошептал он одними губами.
– Дядя! Наш правый фланг смят! – Принц Филипп, приподнявшись на стременах, повернул голову к королю Неаполя. – Господи! Какой ужас! Они бегут!..
Шарль нахмурился, его правое веко несколько раз дернулось, но король усилием воли подавил этот внезапный тик, появлявшийся у него в минуты тревоги или отчаяния. Негоже королю показывать своим подданным слабость, трусость или неуверенность в собственных силах. Он улыбнулся и, напустив на свое лицо равнодушный и каменный вид, ответил:
– Ты не увидел самое главное, племянник!
Филипп удивленно посмотрел на него и открыл рот – он был поражен спокойствием и каменным видом своего родного дяди Шарля.
– Что же я не увидел?..
Шарль выдохнул, вытер вспотевшее лицо салфеткой, поданной ему оруженосцем, отхлебнул прохладного вина, улыбнулся и ответил:
– Германцы смяли свою пехоту, лишая себя прикрытия…
– Какого, прости, прикрытия?! – Изумился принц, дырявя короля взглядом.
Шарль подъехал к нему и, схватив за плечо, подтянул принца ближе, после чего на ухо прошептал:
– Только что, мой дорогой и любимый племянник, ты увидел начало конца несчастного принца Конрадина. Только что мессир де Леви и его молодцы умудрились сделать то, о чем я и мечтать не мог…
– Мессир де Леви, судя, по вашим словам, весьма опытный воин… – принц отвесил комплимент рыцарю, которого только что похвалил король. – Только я серьезно опасаюсь…
– Чего, племянник? – Шарль испытующе посмотрел на принца Филиппа.
– Сможет ли он выдержать бой в полном окружении? А если они пробьются внутрь частокола?
– Да, племянник, он очень опытный рыцарь и, самое главное, – Шарль широко улыбнулся, на этот раз куда более искренне, – он мой друг детства! Думаю, что он сдюжит! Только ему я мог поручить это сложное дело…
Король махнул рукой, закованной в латную рукавицу, и отдал приказ трубачу:
– Пусть вторая баталия атакует рыцарей противника!..
Трубач учтиво поклонился и, поднеся трубу к губам, звонко протрубил два раза, передавая сигнал к началу атаки второй баталии.
– Пора ей занимать соседний холм… – загадочно произнес король.
– Что-что? Вы что-то изволили сказать, дядя?.. – принцу Филиппу показалось, что Шарль что-то произнес.
– Это так, племянник, слова молитвы… – отговорился Шарль, продолжая неотрывно следить глазами за ходом сражения.
– А-а-а… – ответил Филипп, продолжая вглядываться в ход сражения.
Вторая баталия, составленная из рыцарей Апулии, Бари и Сицилии и усиленная, если так можно было сказать, небольшим отрядом наемников Микеле делльи Аттендолли вылетела навстречу огромной лавине германских рыцарей графа фон Ландау, но была в мгновение ока смята ими и отброшена к холмам. Герцог Джордано, раненый копьем в самом начале контратаки, с большим трудом отвел остатки своей баталии на второй холм, где по приказу короля уже находились кароччио с флагами земель Неаполитанского королевства.
– Держать холм! – Выкрикнул он и, теряя сознание, стал заваливаться на бок в седле.
Оруженосцы и рыцари, находившиеся возле раненого герцога, подхватили его под руки и бережно сняли с коня.
– Только не опозорьте меня, себя и своих предков… – прошептал раненый Джордано, на минуту открыв глаза.
На его губах выступила кровавая пена, он мучительно застонал и тихо произнес:
– Снимите с меня кольчугу и туго перевяжите бок…
Когда его раздели и осмотрели ужасную рану, нанесенную боевым лансом какого-то германского рыцаря, один из воинов, стоявший неподалеку от герцога, сокрушенно покачал головой и произнес:
– Господи, его надо срочно отвезти в тыл…
Джордано снова открыл глаза, вымучил на своем бледном и обескровленном лице улыбку, приподнялся на локтях и, застонав от резкой и пронзительной боли, ответил: