В тени сгоревшего кипариса

Сквозь каменную маску капитана вновь ненадолго проступает что-то человеческое:

– Не расстраивайтесь, коллега. При желании на войне даже филолог может принести пользу.

* * *

Снарядов осталось всего полтора десятка. Патронов к пулемету хватает, но танк, вооруженный одним пулеметом, – это уже лет десять как не смешно.

Алексей хлопает своего «чеха» по надгусеничной полке. Ладная, маневренная машина с неплохой броней, вот боекомплект тает с каждой стычкой – такие снаряды можно найти только по ту сторону фронта. Не судьба.

Верховодящие на этом участке бритты к наступательным действиям склонны примерно так же, как сам Котовский к каннибализму – теоретически может представить себе такую ситуацию, но сделает все, чтобы этого не случилось. Британцы упорно играют в Первую мировую, и нельзя сказать, что у них плохо получается. Склоны гор изрыты норами огневых точек, укрытиями и ходами сообщения, опутаны рядами колючей проволоки, засеяны минами. За обратными скатами установлены артиллерийские и минометные батареи. Неприступный рубеж, на котором хаки собираются сидеть до победы, которая, без сомнения, когда-нибудь придет. Если не получится – тоже не страшно, где-то там, южнее, в горных проходах под надзором саперов Ее Величества сооружаются новые рубежи обороны, на которые придется отойти, «если ситуация на линии соприкосновения сложится неблагоприятно для обороняющихся». Руководи обороной греческие генералы, Алексей уже нашел бы родственную душу и регулярно устраивал немцам кровавые бани, не ожидая, когда им захочется очередной раз пощупать оборону союзников. Пока же об этом приходится только мечтать.

После разгрома шестой танковой немцам потребовалось всего три дня на корректировку планов и подтягивание сил. Продолжая наступление, они без особых усилий смели жидкие заслоны, оставленные у них на пути греческим командованием. Перед Салониками напоролись на спешно, но с умом организованную оборону и вынуждены были остановиться. На правом берегу задержать их было некому. Колонны танков и мотопехоты за два дня докатились до морского побережья, разрезав территорию Греции на две неравные части. Командование даже придерживало головные полки, опасаясь повторения недавних контрударов.

Когда фронт пришел в движение, Алексей сумел провести свой отряд, к которому присоединились несколько групп отходивших от границы пехотинцев, между колоннами фрицев – те слишком тяготели к дорогам и не двигались по ночам.

Котовский гнал людей днем и ночью, в полдень давал несколько часов подремать и снова шагал козьими тропами за очередным уроженцем здешних мест. Вымотанные люди спешили, не обращая внимания на постоянную боль в измученных мышцах, и все равно опоздали – на несколько часов, на десяток километров. Когда с вершины очередного холма открылся вид на залив и близкие уже предгорья, по приморскому шоссе уже двигались серые коробки танков, тарахтели мотоциклы, качались ряды касок в кузовах автомобилей и бронетранспортеров. Бойцы вслед за командиром осели в жесткую траву, ругань на двух языках отличалась словами, но полностью совпала по эмоциональности. Нужно было подниматься и уходить из опасного места, но сил на это не осталось. Вдруг один из греков зашипел, как змея, припал к земле и вытянул руку к морю.

Потом земля дрогнула, между вершиной холма и забитым гитлеровцами шоссе чудовищный взрыв поднял в небо кучу земли, щебня и дыма. От грохота заложило уши. Камни и осколки долетели до притаившихся котовцев, но никого не зацепило.

Артиллеристы идущих от Салоник кораблей изменили прицел, следующие залпы накрыли шоссе. Холм под ногами подпрыгивал, дорогу затянуло дымом, в реве и грохоте совершенно не слышны даже собственные восторженные вопли. Техника крутой склон не одолела, выбравшиеся из-под обстрела немцы – смогли. Тех, кого не прибрали осколки снарядов, достали пули выходящих из окружения бойцов – стреляли, не опасаясь, что их кто-нибудь услышит. Корабли прекратили обстрел и ушли дальше вдоль берега, через какое-то время оттуда вновь долетел грохот канонады.

Котовский сразу понял – моряки подарили им шанс, упускать который – преступление. Еще не рассеялся вонючий тротиловый дым, а он уже бежал к шоссе, размахивая автоматом. Тогда он не удивился тому, сколько немцев выжило после такого обстрела – некогда было, его отряд сумел использовать те минуты, которые требовались врагу, чтобы прийти в себя. Сидящих, лежащих и потерянно бродящих вокруг разбитой техники фрицев перебили быстро, не отделяя здоровых от раненых.

Алексей метался вдоль разбитой колонны, пытался найти уцелевшую технику. Разбит, разбит, опять разбит – броню танков пробивали даже осколки тяжелых снарядов. Сорванные башни, разорванные гусеницы, искореженные катки… Угодивший в воронку двенадцатидюймового снаряда танк с большими белыми цифрами 114 на башне показался капитану подарком богов – всего несколько вмятин на броне, распахнутые люки.

Двигатель завелся с третьей попытки.

– Товарищ капитан, еще один можно поднять, там только несколько траков в гусенице заменить…