В тени сгоревшего кипариса

Широкие крылья дают машине надежную опору, пара проверенных, безотказных «Юмо» без особого напряжения вращают перемалывающие разреженный воздух винты. Чуть отстав, справа и слева, держатся ведомые. За ними можно разглядеть остальные звенья эскадрильи. Бомбардировщики двух других штаффелей неразличимы в темноте северной половины неба.

Где-то правее и ниже в таком же строю идут «летающие карандаши». Из-за тихоходных «Дорнье-17» пилотам «хейнкелей» приходится слегка придерживать свои машины. Это нравится не всем – есть информация, что на греческие аэродромы из Африки перелетели несколько британских эскадрилий на «харрикейнах».

Командование не пожалело сил для прикрытия, сзади и по бокам от строя бомбардировщиков держатся целых два штаффеля двухмоторных «мессершмитов». Вот только экипажи бомбардировщиков едва ли не поголовно являются ветеранами «Битвы за Британию» и помнят, насколько беспомощными оказались зестореры в боях против маневренных одномоторных истребителей.

Планировавшие операцию штабисты, как всегда, сработали прекрасно – над пока еще занятой греками территорией соединение прошло в темноте, набрав большую высоту.

Когда под крыльями потянулись километры невидимой еще воды залива Термаикос, пришлось снизиться – чтобы уйти от лучей восходящего солнца. Маршрут проложен в обход населенных островов, но в заливе могут болтаться всякие корабли, зачем тревожить греческую ПВО раньше времени? Пусть еще поспят, побудку им должны просвистеть падающие на Пирей бомбы.

Двадцать минут до цели, света уже хватает для того, чтобы штурман сумел проверить положение машины, взяв пеленги на вершины гор со знакомыми со школы названиями: Пелла, Осса, Олимп…

– А говорили, что «эмилям» не хватает дальности для сопровождения, – голос стрелка верхней установки выдает приятное удивление.

В самом деле, чуть в стороне с превышением метров в пятьсот можно различить знакомые силуэты сто девятых. Они на западной, темной стороне горизонта, поэтому до сих пор их не удавалось разглядеть. Вот их ведущий качает плоскостями и доворачивает машину. Его нос направлен…

– Они идут тройками! Стреляйте, идиоты! – командир первым понял, почему строй истребителей показался ему неправильным, но истребители уже открыли огонь. Снаряды и пули ударили по туше «хейнкеля», ломая нервюры и лонжероны, вскрывая обшивку, застучали в правый мотор, разворотили топливный бак. Дико орет кто-то из стрелков. Вторая тройка «эмилей» бьет по правому ведомому. Смертельно раненный самолет перестает слушаться рулей, и отрицательная перегрузка вжимает в экипаж привязные ремни. Правое крыло облизывают языки пламени, особенно яркие в темноте. Что же, на этот раз им не повезло.

– Экипажу покинуть машину.

Над темной водой раскрываются белые купола парашютов, а к строю немецких машин с нескольких направлений, разгоняясь на снижении, приближаются все новые группы истребителей. Действительно, не повезло.

На невидимом с места боя авианосце «Афина» офицер наведения опускает микрофон – в этот раз его задача выполнена, но радар корабля продолжает бдительно обшаривать окрестности.

На аэродром уходят израсходовавшие боезапас «эмили», командир группы поздравляет подчиненных с успехом. Сербская речь над Афинами? Бывает и не такое.

* * *

Небо сегодня сплошь усыпано звездами. Они тут больше, чем у нас, яркие такие. То, что нет облаков – хорошо, в такую ночь не будет налета – немецкие пилоты боятся перехвата и в хорошую погоду остаются на своих аэродромах. Вот наши бомберы полетят обязательно, и греки, и советские, может, и англичане соберутся – у фрицев локаторов нет. Здесь, по крайней мере.

Наш оставшийся без моторов танк закопан в землю по самые башни, хороший дот получился – пушка, три пулемета. Вокруг еще несколько штук зарыто, получился опорный пункт, к которому ни пешком, ни на танке лезть не стоит. Единственное, чем достать можно, это тяжелым снарядом, и только при прямом попадании. Воронок вокруг хватает, но танки пока все на месте. Отбиваемся так, что немцы уже не раз кровью умылись.

В остальных танках распоряжаются греки, но ничего, общий язык мы с ними нашли быстро, теперь в гости друг к другу ходим. Хреново только, что с угощением и у нас, и у них паршиво – сидим на сухарях и жидкой каше, а мяса кроме рыбы так и вовсе нет. Знаешь, Вовка, как хочется маминых котлет попробовать? Румяных, ароматных, прямо со сковородки, чтобы шипели и жиром постреливали? Только, наверно, у вас там сейчас с едой не густо – тоже война. Вот как свернем Гитлеру шею, такой стол накроем – небу жарко станет!

Лязгает башенный люк.

– Венька, опять на звезды пялишься и письма сочиняешь?

– Ага. А что случилось?

– Труженика нашего не видал?

– Нет, он с час тому за пайком поплелся, с тех пор не видал. Опять где-то застрял, паразит.

Венька улегся поудобнее и снова запрокинул голову, разглядывая звезды. Вздохнул:

– Жрать охота.

«Похоже, пришли. Только бы больше не били. Руки-то затекли совсем, туго так скрутили, сволочи. Они, поди, вовсе отняться могут. Довоевался! Мамочка, только бы не били больше…»